Глава 1, параграф 3. Пазырыкская культура Горного Алтая

1.3. Пазырыкская культура Горного Алтая

Иллюстрации - на последней странице данной статьи

История изучения костюма

Изучение пазырыкского костюма обычно было связано с публикациями материала конкретных курганных могильников. В некоторых монографиях, где изданы отдельные некрополи, найденной одежде посвящены специальные небольшие главы и разделы (Руденко 1953, с. 104–134; 1960, с. 204–212; Кубарев 1987, с. 76–118; 1991, с. 85–94, 106–132). Среди них большое значение имеют качественные чертежи и полевые описания одежды в погребении «золотого человека» (курган 9, могила 1) и обуви в могилах 2 и 3 кургана 7 некрополя Локоть-4а, выполненные археологом из Барнаула П.И. Шульгой. Эти погребения находятся на территории соседней каменской культуры, но содержат много элементов господствующих над туземных населением и смешивающихся с его знатью «пазырыкцев». Сохранившиеся следы обильного золотого костюмного декора были грамотно реконструированы, и описанию костюма посвящена отдельная глава (Шульга, 2003, с. 20-26, 67-85, рис. 27, 13; 28, 10; 39, 1; 36-37).

Перу новосибирской исследовательницы Н.В. Поло­сьмак принадлежат несколько специальных статей, связанных с отдельными элементами костюма (Полосьмак 1998б; 2000; 2003), прической или косметикой (Полосьмак 1998а; 1999). Уже в процессе публикации первой версии нашей книги вышла ценная коллективная монография-альбом, вторую, небольшую главу которой Н.В. Полосьмак посвятила отдельным крупным предметам одежды из коллекций Эрмитажа и новосибирского Института археологии и этнографии (в частности, новой атрибуции некоторых одеяний из курганов 2 и 3 Пазырыка). Они сопровождаются прекрасными графическими реконструкциями Д.В. Поздня­кова (Полосьмак, Баркова 2005, с. 43–103). Эти работы содержат много нового материала, технологических экспертиз и вводят в научный оборот ряд ценных идей.

Следует подчеркнуть прекрасное качество описаний и иллюстраций при характеристике костюма южной части Горного Алтая (могильники групп Ак-Алаха и Верх-Кальджин) в обобщающей публикации по ним (Полосьмак 2001, с. 108–185). Для этой работы характерно необычное определение понятия «костюм» (в него включается, например, личное оружие) и чрезвычайно широкий, разнородный круг привлекаемых аналогий из различных районов Евразии. Ранее в докторской диссертации Н.В. Полосьмак также сделала ряд наблюдений, связанных с пазырыкским костюмом (Полосьмак 1997, с. 10–19, 43, 46). В частности, к «самодийскому» (аборигенному сибирскому) пласту в костюме отнесены приемы кроя всех меховых изделий, включая шубы-kandys и нагрудники; предполагалось, что «иранские» элементы костюма передавались в основном по женской линии. К сожалению, оба этих вывода не могут быть приняты, так как названные элементы имеют точные или близкие аналогии у достоверно иранских народов — ранних персов и ранних сарматов и, напротив, не имеют близких аналогов у исторических и этнографических самодийцев. В дальнейшем (отчасти под воздействием наших доводов) Н.В. Полосьмак изменила свое мнение и характеризовала костюм пазырыкцев уже как чисто «иранский» (Полосьмак 2003, с. 145).

Детальный, системный и обобщающий очерк костюма пазырыкской культуры впервые был дан в моей специальной статье и затем (с большим количеством дополнений) — в особом разделе диссертации (Яценко 1999а, с. 145–170; 2002, с. 145–181). См. также магистерскую работу в истории изучения и систематизации костюма: Усова 2009.

Весьма важны также очерки по начельным украшениям (диадемам) «пазырыкцев» (Кубарев 2005) и по зооморфному декору головных уборов и тех же гривен (Черемисин 2008, с. 49-58, 64-75), а также анализ Е.Г. Царевой юбок, сшитых из нескольких горизонтальных полотнищ (Царева 2008).

Т.Н. Глушковой (Сургут, СГПУ) и Е.Г. Царевой (СПб., Кунсткамера) был внесен решающий вклад в разносторонний анализ текстиля из памятников пазырыкской культуры, организованный Н.В. Полосьмак (см. разделы этих исследовательниц, прежде всего, в изданиях: Полосьмак, Баркова 2005; Полосьмак и др. 2006).

Источники

Комплексы из «замерзших» курганов Горного Алтая стали одним из крупных открытий мировой археологии. Здесь найдена единственная для античного времени серия хорошо сохранившихся предметов костюма предполагаемых ираноязычных народов. Костюм и его аксессуары являются наряду с конским убором наиболее ярким элементом культуры, выявленным в них. В ряде случаев именно ограбление кургана и следующее за этим образование в могильной яме из затекшей в нее воды линзы «вечной мерзлоты» способствовало дальнейшей сохранности органических материалов. К сожалению, неразграбленными оказались лишь два (!) алтайских кургана знати (притом низшего ранга) в Ак-Алахе, раскопанные в 1990 и 1993 гг. далеко к юго-западу от Пазырыка и одна могила со многими пазырыкскими чертами на территории западных соседей-«каменцев» (Локоть-4а), и это автоматически делает многие выводы о «пазырыкцах» лишь предположительными.

1 - Их, по ее мнению, сегодня известно 12 (Полосьмак 2000а, с. 29), а по мнению Л.С. Марсадолова — всего 5 (Марсадолов 1997, с. 96–97).

Н.В. Полосьмак склонна даже допустить, что и в «царские» курганы пазырыкцев¹, подобно могилам простолюдинов, вообще не помещали массивных золотых вещей, и что их не носили и при жизни (Полосьмак 1994а, с. 97), а украшение одежды золотом у знати было «на грани бутафории», лишь покрытием тончайшей фольгой (Полосьмак 2001, с. 35). Эта трактовка, как нам кажется, не учитывает ряд важных фактов.

2 - Так, в кургане 11 в Берели в одном гробу лежали молодой мужчина и пожилая женщина, причем ограблена была только последняя.
3 - Достаточно экзотичной выглядит версия А.А. Гавриловой о том, что грабители якобы вскоре после похорон «не грабили курганы, а лишь возвращали роду добытые ценности, отнятые у них во время погребения вождей», т.е. совершали «экспроприацию экспроприаторов» (Гаврилова 1996, с. 101). Сам характер описанных действий грабителей заставляет также сомневаться в том, что они в первую очередь стремились «лишить царственной силы умерших», т.е. проделывали исключительно трудоемкую работу именно для совершения магического обряда (ср.: Полосьмак 2000а, с. 33). По мнению Н.В. Полосьмак, то, что в колоде кургана 2 в Пазырыке осталась нетронутой одна дешевая деревянная гривна-заменитель, свидетельствует о том, что курган намеренно вообще не грабили (там же); нам же представляется, что эта вещь просто не заинтересовала грабителей.

Во-первых, в таком случае остается неясным, для чего эти курганы подвергались весьма трудоемкому и рискованному ограблению вскоре после похорон². Причем следы большинства действий грабителей говорят сами за себя. Так, мумии в кургане 5 Пазырыка оказались раздетыми, так как, видимо, были облачены в дорогие одежды из импортных тканей; в кургане 2 грабители сдирали с юбки нашитые полосы импортных тканей (ср.: Руденко 1953, с. 246), и от большинства парадных одежд они оставили лишь фрагменты (по-разному интерпретируемые С.И. Руденко и Н.В. Полосьмак). Золотые детали явно снимали и с имевших сакральное значение музыкальных инструментов (ср.: Басилов 1991, с. 142–144). Некоторые аксессуары (гривны, ручные и ножные браслеты), видимо, делались из собственно серебра и золота (пазырыкское золото тоже имеет примесь серебра). Не случайно именно те части тела, на которых они носились у иранских народов — голова, кисть правой руки, ступни, — в кургане 2 Пазырыка были отрублены на трупах грабителями; в кургане 2 Башадара также были отрублены головы, а тело женщины разрублено на части. В целом все описанные действия грабителей явно предусматривали прежде всего изъятие материальных ценностей погребенных аристократов³.

Во-вторых, зная особую роль золота в облачении знати древних иранцев, факт контроля пазырыкцев над путями торговли золотом в регионе, великолепное качество обработки золота местными мастерами (например, изготовление сверхтонкой фольги) и то, что украшения из золотой фольги здесь весьма обильны даже в могилах рядовых пастухов, не стоит спешить заведомо объявлять (как это делают сегодня несколько авторитетных ученых) алтайскую знать фактически самой аскетичной, если не нищей, во всем иранском мире.
В-третьих, в уцелевших от ограбления могилах кочевой аристократии культурно близких южных и юго-восточных соседей пазырыкцев V–III вв. до н.э. в Турфане (Алагоу), Северном и Восточном Ордосе (Алушайтень, Сигоупань, Налиньгаоту) действительно обнаружены массивные золотые аксессуары, которые стилистически и сюжетно очень близки пазырыкским образцам (см. главу 4.1). Это позволяет нам уточнить хотя бы приблизительно и облик унесенных грабителями пазырыкских драгоценных аксессуаров.

В целом заключение Н.В. Полосьмак об отсутствии массивных золотых украшений пока справеделиво не для высшей знати «пазырыкцев», а для сравнительно скромных комплексов р. Ак-Алаха, а также для периферийной знати, смешавшейся с подвластными северо-западными соседями (одежда, очень обильно украшенная золотыми аппликациями, в кургане 9 могильника Локоть-4а, на стыке каменской и пазырыкской культур).

Представление о костюме знатных пазырыкцев неполно не только из-за ограбления всех богатых могил, но и потому, что нам пока более хорошо известен комплект теплого сезона. Захоронения в курганах аристократии Алтая и соседней Тувы, видимо, чаще производились на рубеже лета и осени (Грязнов 1991, с. 46) или весной–летом (Полосьмак 1994а, с. 23; 1994б, с. 5; 2001, с. 19). При этом в кургане 1 Ак-Алахи 3, по определению Р. Хаури-Биоида, между смертью и захоронением прошло до полугода.

Общие замечания в связи с изучением костюма пазырыкской культуры

Пазырыкская культура была принесена в горы российского Алтая во второй половине VI в. до н.э. неизвестными мигрантами, сменившими носителей бийкенской культуры, тоже пришлой (Тишкин, 2007, с. 152). В ней можно выделить три этапа (названные по известным могильникам): башадарский (сер.VI - сер. V вв. до н.э.), кызыл-джарский (сер. V – 3-я четв. IV вв. до н.э.) и шибинский (кон. IVIII вв. до н.э.) (Тишкин 2006, с. 27-28). Две темы, наиболее обсуждавшиеся долгое время исследователями пазырыкской культуры (VI – III вв. до н.э.) — датировка ее важнейших памятников (в частности, элитного могильника Пазырык, ставшего для нее эпонимным памятником, т.е. давшим ей название), а также вопрос о языковой и этнической принадлежности «пазырыкцев».

Датировка элитных курганов «пазырыкцев» колебалась при разных подходах в пределах 200 лет. Американские и другие западные исследователи предложили омоложение этих комплексов, основываясь на радиоуглеродных датах (см., например: Hiebert 1992, p. 120–122) и на трактовке импортных вещей (см., например, серию статей: Source 1991), и отнесли их уже к постахеменидскому времени. Ряд яд петербургских же авторов опираясь на корреляцию дендрохронологических и радиоуглеродных дат (Марсадолов, Зайцева, Лебедева 1994, с. 141–156), настаивали на том, что, например, богатый иранским и китайским импортом курган 5 в Пазырыке датируется рубежом V–IV вв. до н.э. или первой половиной IV в. до н.э. Сегодня возобладала первая версия, и пять курганов некрополя Пазырык датируют радиоуглеродными методами около 300-250 гг. до н.э. (Евразия, 2005, с. 165). Разумеется, в будущем возможны уточнения даты, но для нас важно, что за время существования этой культуры костюм «пазырыкцев» претерпел лишь очень скромные изменения. Интересно, что одежда в этих поздних могилах испытала специфическое влияние официального костюма империи Ахеменидов, погибшей в 330 г. до н.э. Недавно была предложена датировка всей пазырыкской культуры в рамках лишь IV–III вв. до н.э. (см., например: Полосьмак 2001, с. 107; Слюсаренко и др. 2002, с. 436–441), не встретившая широкой поддержки. При любом подходе сегодня можно считать, что весьма изящная культура пазырыкской элиты оформилась к середине V в. до н.э. (курган Туэкта-1: Евразия 2005, с. 166) и исчезла в результате захвата этой территории державой Хунну в начале II в. до н.э.

В последние годы в Республике Алтай у ряда исследователей заметна тенденция считать «пазырыкцев» (и шире — всех ранних кочевников Евразии) тюркоязычными. Однако аргументы этой версии пока не столько научного, сколько идеологического, политического и морального характера (так, сторонники концепции ираноязычности части ранних кочевников заранее объявлялись «проводниками имперской политики Кремля» и т.п.). Ни один авторитетный лингвист сегодня не разделяет это мнение. Более того, на территории бывшей пазырыкской культуры (как и в соседних регионах) концентрируются топонимы иранского происхождения (к более позднему времени их отнести, как известно, нельзя) (Малолетко 1987, с. 52–53; 1992; 2005).

Не противоречат выводу об иранской принадлежности «пазырыкцев» и элементы преемственности с ними в культуре современных тюркоязычных этнографических алтайцев. Серьезные исследования или простые сводки материалов по этому вопросу пока отсутствуют. Между тем культурная преемственность в таком природном изоляте, как высокогорье Алтая, представляется мне вполне очевидной. Так, в погребальных обрядах южных алтайцев XIX в. немало точных аналогий тем, что зафиксированы в Пазырыке. Например, умерших у обоих этносов хоронили в подземном срубе под курганом с каменной наброской и с сопровождающими захоронениями одной или нескольких лошадей. Тело доставляли на волокуше. В могилу помещали каркас юрты, чтобы умерший построил себе дом; у могилы оставляли детали лопат (ср.: Тощакова 1978, с. 129, 131–132, 154). Консервация древнейших традиций связана также с шаманством Саяно-Алтайского нагорья. Здесь еще недавно хоронили шаманов по обряду скифской эпохи — в специфической скорченной позе и с каменной «подушкой» под головой (ср.: Кенин-Лопсан 1987, с. 88). Шаманы носили подобные описанным ниже пазырыкским кафтан с длинными фалдами и пояс с рядом раковин каури. Для гадания они использовали зеркала, оформленные в традициях скифского времени (ср.: Дьяконова 1981, с. 149–150). У алтайцев гадания (Алексеев 1984, с. 205) проводились с миниатюрными луком и стрелами; нечто подобное документируется у индоиранцев (у кафиров Гиндукуша). Другой способ алтайских гаданий — с помощью трех пальцев — известен скифским энареям (Her. Hist. IV. 67). Третий — по трещинам на бараньей лопатке — недавно бытовал у таджиков и осетин. Число подобных примеров из разных сфер культуры можно без труда увеличить.

Можно предполагать, что «пазырыкцы» были известны в Китае эпохи позднего Чжоу под определенным этнонимом. В «Каталоге гор и морей», содержащем китайские географические сведения, частично относящиеся к эпохе «Чжаньго», упоминается, что далеко к северу от Куньлуня живет народ Цяо, наносящий на тело татуировки в виде тигров (см. пазырыкские татуировки из кургана 2 в Пазырыке и кургана 1 в Ак-Алахе 3) (Яценко 1996а, с. 157). Этот этнос приобрел в глазах китайцев в другой версии текста сказочные черты (руки вместо ног), подобные локализуемым якобы где-то поблизости одноглазым аримаспам Геродота (III. 116; IV. 13).

Материал одежды

Основным материалом, как и у других кочевников, была шерсть: ткани из нее сшивалась нитями из сухожилий, конского волоса, изредка - конопли (Царева 2006, с. 233). Для верхней одежды использовались местные меха (шуба из соболя и куртка из соболя и белки в кургане 2 Пазырыка, из горностая и соболя — в Катанде; кайма из окрашенного меха соболя, выдры, гнедого жеребенка у женщины из кургана 2 в Пазырыке; из шкурки крота — в кургане 2 Башадара, из сурка в Верх-Кальджине 2 и Олон-Курин-Гол-10, где подкладка, видимо, была из овчины), замша, черная кожа (Башадар, курган 2), красная кожа (Уландрык I, курган 2), белый войлок (Пазырык, курган 3, Ак-Алаха 1), Для нижней одежды (рубахи) неоднократно засвидетельствованы красная шерсть, а также неокрашенный хлопок и овечий пух (образцы из кургана 2 Пазырыка и кургана 2 Туэкты). Особенностью «пазырыкцев» плато Укок на юго-западе было включение в материал для войлока и шнурков верблюжьего волоса (Глушкова 1994, с. 119). В другом могильнике юго-западного района (Катанда) были популярны тонкие ткани из верблюжьей шерсти (Киселев 1951, с. 345), которая поступала с запада.

Уже С.И. Руденко, сопоставив шкуру местной овцы в Пазырыке с образцами текстиля, пришел к убедительному выводу о том, что многие простые шерстяные ткани были местными (Руденко 1968, с. 244-245).

4 - Это были получаемые из насекомых карминовая и кермесовая кислоты, добываемый из моллюсков диброминдиго, растительные ализарин, пурпурин, индиго, кверцетин, танины, нордамнакантал, фисцион, хризофановая кислота, и в одном случае получаемый из древесины фиолетовый/черный гематеин. Часто образцы текстиля содержали по четыре различных красителя (так, в красных тканях одновременно присутствовали ализарин, пурпурин, карминовая и кермесовая кислоты). Обычно названные вещества были основными компонентами растительных экстрактов для окрашивания; но непосредственно окрашивать текстиль они не могут, а нуждаются в предварительной обработке солями металлов или соком ряда растений.

Пазырыкский текстиль исследовался комплексно, в том числе – в рамках междисциплинарного проекта двенадцати ученых из Новосибирска, Петербурга и Москвы. В частности, содержание в нем различных красителей было уточнено методами молекулярной спектроскопии и жидкостной хроматографии с диодо-матричным и масс-селективным детекторами (Полосьмак и др. 2006)⁴. Односительно центров производства большинства тканей мнения разделились. Часть участников проекта (прежде всего – Л.П. Кундо и Н.В. Полосьмак) склонны думать, что почти все ткани пазырыкской знати были импортными, в основном – из Восточного Средиземноморья, за 4000 км к западу, т.к. встречено сочетание красителей, более характерное для этого региона (Там же, с. 203-204). Вместе с тем, Е.Г. Царева на том же фактическом материале уверенно делает вывод о собственном и «высоком (и даже «высочайшем») уровне развития» текстильного производства на Алтае, отмечает господство характерного для кочевых народов материала – овечьей шерсти и козьего пуха, и местную евразийскую традицию Z1-прядения. Спецификой пазырыкского текстиля, по ее мнению было использование исключительно названного типа прядения нитей, широкое применение репсового уточного эффекта (дающего бльшую плотность и носкость) и обязательное окрашивание в красный цвет (в том числе – китайских тканей) (Царева 2006, с. 233-234, 238-239). Исследование неорганических примесей (качественным и количественным химическим элементным анализом, методами дифференцирующего растворения, атомно-эмиссионной спектроскопии с индуктивно связанной плазмой, рентгеновской флоурисцентной спектроскопии и дифференцирующего растворения) привел группу ученых к выводу о крашении части тканей именно в местной речке Ак-Алаха (Малахов и др. 2006, с. 124).

Т.Н. Глушкова также детально обосновала местный харектер производства большинства тканей «пазырыкцев», причем местные мастерицы были хорошо знакомы с рядом технологий более развитых текстильных центров (Глушкова 2005, с. 188-190).

5 - Шелковые ткани среди прочих достоинств имели одно, весьма важное для гигиены кочевников. В нательной одежде из шелка трудно было прятаться обычным в то время вшам (см.: Петров 1995, с. 58).

При этом богато орнаментированные персидские ткани на одежду не шли, чего нельзя сказать о шелке (женская рубаха из Ак-Алахи 3, мужские — из рядового кургана 1 Уландрыка I, одна из одежд, покрытая шелком, и нагрудник из Катанды⁵). Н.В. Полосьмак склонна предполагать не южнокитайское (по Е.И. Лубо-Лесниченко), а индийское происхождение всех пазырыкских шелков (Полосьмак 1999, с. 124–125; 2001, с. 111), но этот вывод нуждается в проверке. Достаточно отметить, что еще в 1989 г. на р. Тюман в районе Хотана (Синьцзян) в погребении конца эпохи бронзы (X в. до н.э.) найдены коконы шелкопряда (Майтдинова 2001в, с. 71), т.е. местное шелководство существовало гораздо ближе к границам Алтая, чем таковое в Китае и Индии, и много раньше, чем принято думать. Шерстяные ткани предположительно западного происхождения окрашивали обычно в красный (краплак, кармин, кермес, пурпур) и синий (индиго) цвета (Полосьмак, Кундо 2005, с. 590–592).

Ткани и войлок одежд пазырыкской знати часто засалены, что объясняется не небрежным отношением хозяев к ним, а, видимо, распространенным не только в древности обычаем пропитки облачений для водонепроницаемости жиром или молоком, а также тем, что верхняя одежда часто использовалась кочевниками как тарелка и полотенце на пиру (ср.: Полосьмак 2003, с. 140-141). Одежду кочевников еще недавно было принято для получения лоснящейся или блестящей поверхности пропитывать толченой костью или известкой (ср.: Полосьмак 2003, с. 140-141). В кургане 1 Верх-Кальджина 2 штаны вываливали для прочности в аналоге талька — пиллофиллите (там же, с. 140–141).

Плечевая одежда

У обоих полов ее полный перечень был отчасти сходен и включал у знати рубаху, короткую куртку и парадную шубу «кандис». Чисто женским атрибутом были нераспашное длинное платье и юбка, мужским — плащ-накидка. Однако даже у знати плечевая одежда часто представлена всего одним предметом (куртка или шуба), ношение нательной рубахи отнюдь не было обязательным (последнее обычно для кочевых народов в целом).

Распашная одежда

Общеиранская церемониальная шуба (в более южных районах — тонкий халат) «kandys», носившаяся знатью, была характерна главным образом для ахеменидо-скифского времени. Это богато декорированное, очень длинное, обычно носившееся внакидку одеяние с длинными и узкими рукавами (Linders 1984; Горелик 1985, с. 36–37; Шильц 1986, с. 115–116). В курганах «пазырыкцев» кандис встречен и у мужчин (катандинский «халат»: рис. 49, 1–2), и у женщин (курган 2 в Пазырыке). Он шился из меха соболя, горностая и белки, часто декорировался полосками ажурных аппликаций из меха жеребенка и крепился лишь поясом. Это самые роскошные одеяния данного народа.

Остатки бортов женского кандиса (по Н.В. Полосьмак) из кургана 2 Пазырыка (Полосьмак, Баркова 2005, с. 43, 52–53; рис. 2, 15) (рис. 48, 3), декорированных ажурными ромбовидными кожаными аппликациями, ранее принимались за кожаный головной убор (ср.: Руденко 1953, с. 122; табл. XXVI, 4, XCVI, 3; Siberia 2001, p. 150–151, № 154) (рис. 55, в). Рукава его имеют обшлаг из шкуры гнедого жеребенка и декорированы двумя прямоугольными кожаными пластинами, покрытыми золотом (Руденко 1953, табл. XCVI, 1); они широки, но внизу зашиты. Женский кандис известен также на изображении богини на войлочном ковре из кургана 5 в Пазырыке (Руденко 1953, табл. XCVIII) (рис. 47). Он так же, как и «классические» образцы, очень широк и длинен, имеет широкую полосу декора по борту (из тех же «завитков», что и мужской из кургана 2). Эта одежда, как и полушубок из Ак-Алахи 3 (рис. 48, 2), имели, видимо, отделку бортов из рядов кожаных ажурных, покрытых золотой фольгой, ромбов со стилизованными растительными пробегами внутри (Полосьмак, Баркова 2005, рис. 2.25 и 2.26).

В предполагаемом мужском экземпляре в том же кургане соболий мех снаружи выделан как замша. На спинке кандиса изображены два обращенных друг к другу спинами крупных стоящих оленя с рогами-деревьями, украшенными золотыми дисками, которые вместе с головками грифонов образуют «листья» (Руденко 1953, с. 105–106; табл. XCI, 4, XCII, 2) (рис. 50). Подол украшен рядом «завитков», подобно мужскому кафтану на ковре из кургана 5 Пазырыка (там же, табл. XCVIII, 1–2) (рис. 47). В обоих случаях борта наплечной одежды декорированы полосой меха, окрашенной в синий цвет. Последнее относится и к женскому кафтану из кургана 2, и к шубе из Верх-Кальджина 2 и отражает, вероятно, некую традицию, свойственную пазырыкцам. Рукава пазырыкского кандиса имеют обшлаг из шкуры гнедого жеребенка и декорированы двумя прямоугольными кожаными пластинами, покрытыми золотом (там же, табл. XCVI, 1). Они широкие, но внизу зашиты.

Еще богаче оформлен кандис мужчины из Катанды (Видонова 1938) (рис. 46, 21; 49). В литературе высказывалось мнение, что этот кандис мог быть женским, но без какой-либо аргументации (Грязнов 1992, с. 173). Не подтверждает это и состав сопровождавших его других предметов одежды (например, деревянная имитация поясной пряжки с изображениями в зверином стиле; см. ниже). Данный образец кандиса имеет форму, классическую для ряда иранских народов (саки-тиграхауда, арейи, мидийцы и персы на ахеменидских изображениях Ирана): очень длинные (102 см) и узкие (до 7 см) рукава, сильно расширяющийся книзу стан. Это двухсторонняя меховая одежда из меха горностая. Часть мехов была окрашена в красный и зеленый (синий) цвета, другая — сохранила природные желтоватый и коричневый.

Этот кандис украшали более 3000 кожаных квадратиков зеленого и красного цвета и более 8000 золоченых пуговиц в форме круга и квадрата. Большая часть стана и рукава были декорированы сплошной «чешуей», детали которой окрашены в красный, зеленый, желтый и коричневый цвета (внизу каждой «чешуйки» имеется треугольный выступ). Аналогичную структуру чешуек/перьев видим у «феникса» на местном войлочном ковре из кургана 5 в Пазырыке. Эта парадная одежда имела следы ремонта, заметны части утерянных нашивных украшений (Видонова 1938, с. 136).

Короткие шубы (полушубки) и кафтаны

Обычно они имеют длину до низа таза. Особое место среди них занимают образцы со свисающим сзади выступом-фалдой в виде «хвоста бобра/выдры». Наиболее яркий пример такого рода — мужской «фрак» из собольего меха в Катанде с очень длинной (почти до пят) и широкой задней фалдой, покрытый шелковой тканью (У истоков 2004, фото на с. 144) (рис. 46, 22; 49, 3). Он сохранялся у поселившихся в Ордосе со 127 г. до н.э. лоуфаней (Kovalev 2008, p. 385, 391) (рис. 49, 4). Такой выступ необычайно эффектно смотрелся на всаднике; кроме того, подобный выступ-«хвост» был удобен при подвижном быте пазырыкцев (на него можно было садиться при различных обстоятельствах) (рис. 53). Два воина-лучника с подобным выступом подола, видимо, изображены в одной из композиций петроглифов Цаган-Салаа IV в соседнем Монгольском Алтае (Кубарев, Цэвендорж, Якобсон 2005, № 426). Этот тип одежды бытовал у шаманов Алтая до начала XX в. (ср.: Прокофьева 1971, с. 60); летняя одежда с подобной фалдой (чегедек) еще недавно носилась замужними алтайками (см., например: Радлов 1989, с. 132; Дьяконова 2001, с. 90–94)

Не исключено, что вся шуба в этом случае имитировала фигуру животного. Данный мотив (если речь идет о выдре) мог быть заимствован из мира сибирских аборигенов: и в недавнее время на шаманских костюмах народов Сибири на втором месте среди образов млекопитащих (после оленя/лося) была выдра (Прокофьева 1971, с. 87). Если же имелся в виду бобр (а это, судя по пропорциям «хвоста» ряда одежд «пазырыкцев», например – из Верх-Калджина 2, кажется более вероятным; ср., видимо, сходную «пазарыкскую» шубу в Олон-Курин-Гол-10 в Северной Монголии: Молодин, Парцингер, Цэвэндорж 2009, с. 16), то мы имеем внятные свидетельства культа этого животного у древних иранцев, в частности – в раннем зороастризме. Так, не позже рубежа н.э. уже считалось, что убийство священного бобра будет караться в загробном мире постоянным поеданием собственных экскриментов (Arda Varaz namag, 27v: Пехлевийская Божественная комедия 2001, с. 128), и лишь богиня воды и плодородия Анахита, напротив, согласно «Авесте», могла носить накидку из шкуров священных бобрих (Yasht V. 30. 128).

Мужской белый войлочный кафтан-дождевик из кургана 3 в Пазырыке длиной до колен имел войлочную же подкладку, два неглубоких разреза сзади на подоле и завязывался на груди тремя парами шерстяных шнуров (Руденко, 1953, с. 107–109; рис. 57–58; Полосьмак, Баркова 2005, с. 80–81) (рис. 46, 19). Не исключено, что он пропитывался жиром от дождя. В Башадарском кургане 2 кожаный кафтан был расшит орнаментом из сухожильных ниток в виде «бегущей спирали» и рядами меховых прямоугольничков (Руденко 1960, с. 208 и сл.; рис. 33). В рядовых мужских курганах 22 и 25 Юстыда XII борта кожаных одежд были мелко простеганы и украшены ажурными кожаными полосами аппликаций с рядами стилизованных головок грифонов.

Видимо, с мальчиком связано символическое захоронение куклы в кургане 2 Уландрыка I. Найденный здесь кафтан из красной кожи имел кожаную же ажурную кайму из ряда силизованных петушков и широкий горизонтальный ворот (Кубарев 1987, рис. 30, а; Полосьмак, Баркова 2005, рис. 2.32) (рис. 46, 20). Эта одежда неоднократно ремонтировалась. Считать его по сохранившимся фрагментам нераспашным (и, следовательно, нетипичным для пазырыкцев) пока нет оснований, так же как думать, что эта одежда из тонкой замши носилась зимой (ср.: там же, с. 84). Короткий, застегнутый наглухо кафтан был, видимо, надет на «золотого человека» из могилы 1 кургана 9 в Локте-4а. Его стан сплошь обшивали спереди и с боков около 1300 маленьких бляшек в форме направильного прямоугольника; они образовывали вертикальные плотные ряды, возможно – в шахматном порядке (Шульга 2003, с. 66-69) (рис. 53а). Рукава по нижнему краю, у локтей и у плеч украшали по три поперечных ряда таких же бляшек. Спинка, вероятно, декорировалась не сохранившейся аппликацией или дорогой тканью. Высказывалось мнение, что кафтаны носились в предгорьях, а шубы/полушубки – только в высокогорье (Шульга 2007, с. 38); я пока не готов к нему присоединиться.

Мужские полушубки представлены также на юго-востоке (плато Укок), в могильнике Верх-Каль­джин 2 (курганы 1 и 3) (Молодин 1995, с. 293; 2000, с. 101–102, рис. 119–121; Полосьмак 2001, рис. 92, 94; реконструкция V). В кургане 3 Верх-Кальджина 2 слегка приталенный овчинный полушубок такого типа имел глубокий запáх налево (Молодин 1995, с. 293; 2000, с. 101–102; Полосьмак 2001, рис. 94; реконструкция V). Длинные (длиннее рук) рукава у запястья стягивались продетым ремешком или зашивались; они имели высокие обшлага, скошенные внутрь. Стан весь мелко простегнут (плотность 15 стежков на 1 см). Оригинальный элемент этой шубы — своеобразное нашитое оплечье с ажурной каймой. Спинка внизу имела полуовальный выступ в форме «хвоста бобра/выдры». Подол был с опушкой из красного верблюжьего волоса (?); имелась также оторочка синим мехом на подоле и краях обшлагов (рис. 51). Борта, швы стана и рукавов, а также край оплечья украшала плохо сохранившаяся кожаная полоса с ажурным орнаментом, разным на разных участках, и частично — выступами-зубцами.

Весьма эффектен женский беличий полушубок с длинным «хвостом бобра/выдры», реконструируемый в кургане 2 Пазырыка (Полосьмак, Баркова 2005, с. 44; рис. 2, 16-2, 19) (рис. 48, 1 детали — рис. 52–53). Он декорирован по краям и вдоль спинки и на хвостообразном выступе подола (С.И. Руденко этот оторванный грабителями фрагмент нагрудником), ажурными кожаными аппликациями в виде стилизованных петушков, внутри фигур которых помещены золотые головки горного барана, а также лотосовидных побегов (орнамент делался не по трафарету). Кафтан имеет высокий стоячий ворот. Полушубок из сурка в кургане 1 Ак-Алахи 3 был декорирован каймой из шкуры черного жеребенка с золотыми ромбовидными аппликациями (там же, с. 64; рис. 2.37).

В кургане 1 Верх-Кальджина 2 короткий полушубок шился двусторонний из шкурок сурка, имел подкладку из овчины. Рукава его также зауживались шерстяным шнурком. Он декорирован по подолу кожаными аппликациями и пучками окрашенного красным конского волоса.

Какая-то из подобных одежд теплого сезона у молодой женщины из кургана 18 некрополя Тыткескень-VI была обшита на груди, видимо, горизонтальным рядом из разноцветных бус, что пока не имеет аналогий у «пазырыкцев» (Кирюшин, Степанова, Тишкин 2003, с. 43, 85-86). Вероятно, к подолу короткой одежды в могиле 1 кургана 17 в Юстыде подвешивалася пучок из низок нескольких однотипных мелких украшений (в данном случае – бус), оканчивающихся миниатюрными бронзовыми колокольчиками (Кубарев 1991, табл. XXXIX, 5-7). Подобное украшение видим и на подоле одежды южных соседей пазырыкцев (могила 21 некрополя Яньхай у Турфана, Синьцзян) еще в эпоху бронзы (Ling Yong and all. 2008, p. 23) (рис. 62.а, 2).

Нераспашная одежда

1. Женское шерстяное платье, расшитое бронзовыми бляшками, известно из I Катандинского могильника 1865 г. (Захаров 1926, с. 79). Оно имело невысокий (около 4 см) стоячий ворот из тонкой ткани, на которой были нашиты ряды круглых и овальных (каплевидных) листков фольги.

6 - Могильники Высочино V, курган 18 и Новоалександровка 1, курган 20 (см. главу 2.2).

Такой же декор этой детали женского платья документируется в I в. н.э. у юэчжей Бактрии (Яценко 1989а, с. 263; рис. 17, 6) и в богатых аланских могилах рубежа II–III вв. н.э. у устья Дона⁶. Мнение о том, что стоячий ворот был в данной части Азии китайским по происхождению элементом (Сычев 1977, с. 32), основано на поздних материалах и представляется недоразумением.

Женское платье на изображении богини с войлочного ковра в кургане 5 Пазырыка выглядывает из-под кандиса (Руденко 1953, табл. XCVIII) (рис. 46, 23). Оно едва достигает середины голеней, имеет длинные и очень узкие рукава с узкими же обшлагами, а также стоячий ворот (это явно не многовитковая гривна, так как данный элемент совершенно плоский).

2. Рубахи. На сегодня известны чаще у женщин. Они шились из овечьего пуха (Туэкта, курган 2), шерсти (Ак-Алаха 5), хлопка (Пазырык, курган 2) или шелка (Ак-Алаха 3) белого или красного цвета или имели природный цвет пуха. Рубахи имели глухой ворот, в их покрое соединены до 10 деталей. Для их кроя характерны стан из четырех частей с плечевым швом и боковые клинья из двух деталей, большая ширина (Полосьмак, Баркова 2005, с. 69–70). Конструктивные швы подчеркнуты красным ремешком или красной тесьмой (рис. 46, 18). Подчеркивание швов мужской рубахи красной тесьмой известно в скифское время также на мумиях из могилы М2 Загунлука в Юго-Восточном Синьцзяне (см.: Ahmad, Dolkun 1986, S. 3–8). В эпоху бронзы оно известно и в Восточном Средиземноморье, где связывается с хурритами (Богословская 1995).

Рубаха из Ак-Алахи 3 очень длинная (113 см), ее рукава со сборками и длиннее руки (The Altai culture 1995, fig. 30; Полосьмак 1994б, с. 9; рис. 2–3; 2001, с. 72; рис. 84). Швы и края ворота и рукавов обшиты красной тесьмой, которая у населения Горного Алтая еще недавно считалась оберегом (Полосьмак 2001, с. 109). В целом декор рубах весьма скромен. Рубаха очень высокой полотности из овечьего пуха каштанового цвета в Туэкте является выдающимся образцом ткачества; видимо, она насилась в холодный сезон (Царева 2006, с. 238-239).

Нагрудники

Они имеют специфическую для пазырыкцев удлиненную конфигурацию. Декор их включает вертикальную орнаментальную полосу в центре, пояски растительного орнамента (у женщин) и головки копытных.

7 - Нагрудники, украшенные растительными орнаментами, бытовали у этнографических таджичек (см., например: Майтдинова 2004, рис. 36, 38; ил. 21, 23). У «ранних сарматов» III в. до н.э. сходное украшение, расшитое «серповидным узором» из золоченых бус, найдено в кургане XIII/10 в Старых Киишках (Садыкова 1965, с. 134).

Наиболее близкие пазырыкским женские нагрудники известны у сарматов⁷. Они предназначались для того, чтобы прикормлении грудью не расстегивать часто вызрез ворота платья (его просто прикрывали нагрудником, декор которого был дополнительным магическим оберегом молодой матери).

Вероятный нагрудник ребенка из кургана 7 Пазырыка отличается яркостью и богатством цветовой гаммы (Руденко 1953, с. 115–117) (рис. 46, 27). Кроме стилизованных растительных побегов он украшен по краю рядом головок антилоп-сайгаков. Близкий по конфигурации пазырыкским полуовальный нагрудник с обшивкой нижнего края рядами бирюзового бисера и верха — золотыми бляшками реконструирует К.В. Чугунов у «царицы» в Аржане 2 (рис. 62.г).

Нагрудник из кургана 1 в Туэкте был покрыт бронзовой позолоченной (?) пластиной, на которой изображены геральдические ряды бегущих сайгаков (Руденко 1960, с. 119; рис. 70) (рис. 54). Следовательно, речь идет о своеобразной пекторали, подобной широко известным мужским скифским пекторалям из Зивие, Толстой Могилы и Майкопа и кушанской — из Матхуры (Rosenfield 1967, pl. 5). В Синьцзяне мужчины носили в это время тканый прямоугольный нагрудник («амулет») на узкой ленточке (Субеши III, погребение М 25: Lu Enguo, 1999, p. 105).

Особое место занимает предполагаемый мужской нагрудник из Катанды, завернутый в шубу-кандис (В.Д. Кубарев теперь считает этот предмет диадемой: Кубарев 1992, с. 102). Он также меховой, покрыт шелком и по краю обшит золотой пластинкой. К нему с помощью ленточек из зеленого шелка и китайской тафты крепились семь фигурок лошадей в трех разных позах, с козлиными (?) рогами (Киселев 1951, с. 341).

Наплечные украшения

В Ак-Алахе 1 мужскую войлочную куртку украшали круглые вставки из красного войлока на левом плече и из зеленого войлока на правом. Края цветных войлоков вырезались в форме четырехлепестковой розетки (Полосьмак 1994а, с. 39; The Altai Culture 1995, pl. 32, b). На другой мужской куртке из Уландрыка IV (курган 3) на плечах крепились две однотипные берестяные, покрытые золотом ажурные аппликации в форме головы льва, держащего в пасти рыбу.

У лиц обоих полов известен такой элемент декора наплечной одежды, как серии подвесок-«балабошек», нанизанных на шнурки. Они найдены в юго-западных могильниках (Ак-Алаха, Кутургунтас). На каждый витой шерстяной красный шнурок нанизывалось по семь «балабошек». Они найдены у плеча умерших и, вероятно, вшивались в шов верхней одежды (Полосьмак 1994а, с. 39; рис. 33). На реконструкции костюма мужчины из Ак-Алахи 1 низки с «балабошками» свисают с каждого плеча: (The Altai Culture 1995, pl. 32, b). В Ак-Алахе 1/2 у девушки пять «балабошек» с шерстяными шариками на концах нашиты на груди (Полосьмак 2001, с. 58).

Плащи-накидки

Одно из наиболее ранних в иранском мире изображений узкого короткого плаща типа римского paenula представлено на войлочном ковре из кургана 5 в Пазырыке (рис. 47). Он имеет желтый цвет и украшен крупными синими кружками. У пазырыкцев не было принято помещать такие плащи в могилу (возможно, потому, что они не входили в обязательный комплект парадной одежды).

Манера ношения плечевой одежды

Плечевая распашная одежда «пазырыкцев» чаще всего носилась в рукава и обычно запахивалась налево (исключение — кандисы и одна из шуб в Верх-Кальджине 2, где узкие длинные рукава были зашиты и одежда явно носилась внакидку).

8 - Запахивался также кандис, по облику и по времени очень близкий катандинскому, обнаруженный в могильнике Субеши в Турфане (Синьцзян) (см., например: Майтдинова 2004, рис. 110).

«Пазырыкцы» носили запахнутым даже кандис⁸ в отличие от остальных иранских народов, которые крепили его завязками на груди. Кафтан иногда крепился двумя парами завязок на каждом борту. Длинные зауженные рукава подчас стягивали у края ремешком (вероятно, это делалось в холодный сезон). Иногда кафтан застегивался наглухо (Локоть-4а). Выступ подола дешевых вариантов шуб в форме «хвоста бобра/выдры» (вроде найденной в Верх-Кальджине) мог использоваться как сиденье.

У соседних «тагарцев» Хакасии на наскальных рисунках неоднократно видим сознательное подчеркивание силуэтом выступающих, незастегнутых внизу пол короткого кафтана (Ларичев 2005, рис. 1-5, 11), но на Алтае подобное не известно.

Цветовая гамма плечевой одежды

Господствующим цветом пазарыкской одежды был, как уже отмечалось, красный. Плечевая одежда при этом обычно была в основном двух-трехцветной. Преобладали яркие цветовые контрасты. Так, на кандисе из Катанды основным является сочетание красного и зеленого с позолоченными поверхностями (с добавлением на отдельных участках желтого и коричневого). В Пазырыке распространено сочетание желтого/коричневого с синим, белого с красным. Рубахи нередко имели красную кайму на белом фоне. Последняя в целом чаще бывала красной или синей.

Головные уборы

У мужчин и женщин их типы (за исключением уборов типа 1 и, видимо, 8) существенно различались. Пазырыкцы изготовляли их из шерстяных тканей, тонкого войлока, кожи и замши.

Тип 1. Наибольший интерес, несомненно, представляют носившиеся взрослыми обоих полов и детьми островерхие уборы из плотного или тонкого войлока, сложный декор которых включал золоченые деревянные скульптурки животных двух-четырех видов (Н.В. Полосьмак называет их «войлочными шлемами» или «воинскими шлемами», хотя защитой воину они служить не могли: Полосьмак 1998б) (рис. 46, 8–10). Эти уборы часто имели деревянный гребень, крепившийся на макушке особым шипом (у знати см.: Полосьмак 1994а, рис. 34–35; ср. в рядовом кургане 30 в Барбургазы I), а по нижнему краю они украшались иногда деревянной же золоченой или раскрашенной «диадемой»-метопидой. Войлочная основа таких уборов порой окрашивалась в красный (Юстыд XII, курган 19) или коричневый (изначально красный?) цвет (Пазырык, курган 2). В последнем случае убор сохранился фрагментарно.

Судя по образцу из Ак-Алахи 1, уборы типа 1 кроились из симметричных половин тонкого войлока, имели широкий назатыльник и длинные, узкие наушники (там же, с. 40–41). В Верх-Кальджине 2 они крепились под подбородком костяной палочкой-застежкой длиной около 8 см (Молодин 2000, с. 104). Силуэт убора имеет близкие аналогии у саков-тиграхауда и у персов (у последних верх свисал, так как был изготовлен из ткани).
В комплекте с уборами типа 1, видимо, мог носиться и «подшлемник» из тонкого войлока (рис. 46, 5), который был и самосостоятельным убором (тип 8). Он найден также со сходным убором в могиле предскифского времени у оз. Лобнор в Синьцзяне (Bergman 1939, p. 137–139), у которого назатыльник был собран в складки белой нитью.

Деревянные гребни на таких уборах характерны для разных групп пазырыкского общества. Вероятно, образец их сохранился в ограбленном «аристократическом» кургане 2 в Пазырыке (Кубарев 1991, с. 108; З. Самашев по неизвестной причине считает его навершием посоха) (рис. 56). Он покрыт великолепной резьбой с изображением терзания гуся орлом и завершается крупной скульптурной головой грифона, держащего в пасти голову оленя (рис. 46, 8).

У знати низшего ранга в курганах 1 и 2 Ак-Алахи 1, кургане 3 Верх-Кальджина 2 гребень украшен двухстворчатой стилизованной головой птицы, на макушке которой с помощью клея установлена скульптурка коня или бычка на особом шипе (Полосьмак 1994а, рис. 34–35, 38, 81; Молодин 2000, рис. 125) (рис. 46, 9). Археологи считают эту птицу то журавлем-красавкой (Д.В. Черемисин), то голубем (Н.В. Полосьмак), но специалисты-орнитологи крайне скептически относятся к таким попыткам индентификации по очень схематичным изображениям (см. Полосьмак 2007, с. 123).

В рядовых могилах деревянные гребни имеют схематичную клювовидную форму, в которой уже практически не угадывается голова птицы, но с той же фигуркой коня наверху (Уландрык II, курган 8; Юстыд XII, курган 7, 8, 11) (Кубарев 1991, с. 26) (рис. 46, 10). Позже у преемников пазырыкцев — племен булан-кобинской культуры начала нашей эры известен сходный войлочный женский убор с гребнем, «обитым золотой пластиной», в кургане 10 могильника Усть-Эдиган (Худяков 2000, с. 132); однако этот гребень уже очень стилизован, а в целом декор убора совершенно иной.

В серии погребений взрослых — как мужчин (Барбургазы I, курган 30), так и женщин (Ташанта II, курган 3; Юстыд XII, курганы 21 и 27; Барбургазы I, курган 17) — с такими уборами найдены одна (реже — две) тоненькая палочка-прутик и порой — полоски бересты. В.Д. Кубарев считает их элементами жесткого каркаса убора (Кубарев 1991, с. 106). К сожалению, исследователь не учел более южные материалы предскифского времени из раскопок 30-х годов XX в. шведской экспедиции у оз. Лобнор, где близкие уборы лучшей сохранности, чем пазырыкские, выявлены в ряде могил (Bergman 1939, pl. 10, 2, 6; 26, 3; XXIX; Яценко 1999а, рис. 2, 3). Там на левом боку за полосы бересты, обвивающие убор, в подобные палочки втыкались вертикально по одному два-четыре длинных птичьих пера. Подобные прутья для перьев также могли концами втыкаться в нижнюю часть убора, а вверху обвязываться шерстяными шнурками, как в других могильниках бронзового века - Гумугоу и Цзяохэ - из того же района (рис. 62.в). У пазырыкских женщин эти перья с прутиками обычно встречались в сочетании с прической с тремя накосниками. Мужские уборы с перьями известны на петроглифах северных соседей «пазырыкцев» (Советова 2005, с. 81-81; табл. 24-28), но там мы обычно видим лишь единственное перо.

Нижнюю часть головных уборов типа 1 у взрослых иногда охватывали деревянные обручи (рис. 46, 1). Они нередко окрашивались в красный цвет (Уландрык IV, курган 1). Эти обручи никогда не сочетаются с описанными выше перьями на прутиках. Они не были самостоятельным элементом костюма, и считать их диадемами (Кубарев 1991, с. 123–125) вряд ли правильно. У юго-восточных соседей — вероятных лоуфаней плато Ордос (Внутренняя Монголия) обручи делались из золота (Яценко 1999а, рис. 2, 2) (рис. 58; 58а).

Иногда на них представлены сцены терзания одного копытного двумя барсами (Уландрык IV, курган 1: четыре барса и два оленя). Терзание оленя хищниками изображалось и на нижних пластинах скифских головных уборов, также имевших в данном случае в целом конусовидную форму (Чертомлык, северо-восточная камера; с. Будки) (Мирошина 1981, с. 59; рис. 9, а; Клочко 1983, рис. 7, 1). Однако у скифов вместо барсов фигурируют грифоны. Известны и парные изображения хищников (Уландрык IV, курган 3).

В других комплексах мы встречаем сайгаков (Ташанта II, курган 1), подчас — с рогами оленей (Юстыд XII, курган 23); известны также другие копытные (Юстыд XII, курган 22) или шесть водоплавающих птиц (Уландрык IV, курган 2). Серия изображений оленя/лося на нижних пластинах головных уборов также встречается на нижних пластинах-метопидах женских головных уборов у других древних иранских этносов (Кузьмина 1979, с. 18–19; рис. на с. 17).

В ряде случаев по нижнему краю убора, видимо, нашивалась полоса войлока или ткани с одним-двумя рядами бляшек-розеток (Юстыд XII, курганы 8, 19; Барбургазы I, курган 25) или простых круглых (Пазырык, курган 2). Подобное оформление налобных лент известно и у скифов, и у бактрийских юэчжей (Кубарев 1991, с. 124). В Ак-Алахе I на такую «повязку», видимо, наклеивалась сплошная полоса фольги с изображением «бегущей спирали».

9 - Один олень (Уландрык II, курган 8), один орел (Юстыд ХII, курган 8), один конь и один баран (Ташанта II, курган 1), бляшки в форме взлетающих орлов (Юстыд XII, курган 18).

Уборы детей в юго-восточных могильниках, как и у взрослых, имеют внизу крупную плоскую фигурку оленя с подвесками и навершие в виде скульптурки коня. Но у детей в декор головных уборов никогда не включались обычные для взрослых обручи, птичьи перья на прутиках и золотые зубчатые полоски. Изредка к названным фигуркам добавляли еще одну-две или нашивные зооморфные бляшки⁹. В детских могилах с уборами типа 1 обычно встречены либо наборной пояс, либо гривна (они сочетаются в кургане 12 Юстыда XII). На плато Укок, судя по погребению мальчика из кургана 2 Ак-Алахи 1, схема декора могла быть и иной, но она пока известна лишь в единственном случае.

10 - 4 барана и 2 коня (Уландрык IV, курганы 1 и 2), 1–2 оленя и 3 коня (Юстыд XII, курган 19), 2 коня (Ташанта I, курган 1) и т.п.

На мужских уборах юго-востока, кроме обычных крупного оленя внизу и навершия-коня, встречаем дополнительно еще по две-шесть фигурок животных одного-двух видов¹⁰.

В южных районах женский головной убор этой разновидности накрывался подчас сверху особым «чехлом» войлока, который имел форму удлиненного прямоугольника со слегка закругленными углами. При погребении он снимался с головы и клался отдельно, вне гроба. На единственной бляшке, украшавшей «чехол» в кургане 19 Юстыда XII, нанесено изображение крылатого коня.

Другая разновидность женских уборов типа 1 близка мужским. Они имели деревянный гребень с навершием в виде фигурки коня и крупной плоской фигуркой оленя внизу (туловище в данном случае не раздвоено). Для уборов этого варианта в юго-восточных могильниках характерно наличие узких зубчатых золотых полосок (в Барбургазы I их обычно по 2 экз., в Юстыде их число обычно кратно 5–5, 10, 15 экз.). Подобные зубчатые пластины в это время известны как у тагарцев Минусинской котловины (Курочкин 1992, рис. 22, 39–41), так и у европейских скифов (Алексеев Мурзин, Ролле, 1991, рис. на с. 247; кат. № 200) и у саков Семиречья (Иссык: Акишев 1978, табл. 1).

Наряду с этими пластинками нашивались бляшки из золотой фольги (иногда ажурные) в виде взлетающих орлов (отмечены только в наборе с зубчатыми полосками), головы сайги, реже — быка и лани (?).

Зооморфные украшения уборов типа 1 обычно представляли собой деревянные, покрытые золотом скульптурки, которые крепились на основании клеем и держались вертикально, а также приклеивающиеся плоские фигурки из фольги.

Анализ деталей зооморфных образов показывает, что изображались, прежде всего, не реальные животные, а мифологические персонажи. В.Д. Кубарев даже считает их инкарнациями божеств (Кубарев 1991, с. 114).

11 - Интересно, что в соседней Туве (Аржан 2, курган 5) мы видим ровно противоположную схему размещения зооморфных фигурок на головном уборе: кони внизу и олень — вверху (Čugunov, Parzinger, Nagler 2003, Abb. 21; Аржан 2004, с. 22; фото на с. 3).

К наиболее распространенным относятся образы оленя и коня с фантастическими дополнениями. Обычно одна фигурка оленя, всегда имеющего рога горного козла, крепится ниже одной-двух фигурок коня¹¹. В Ак-Алахе и в Олон-Курин-Голе-10 удалось выяснить, что крупная скульптурка оленя располагалась на нижнем крае убора слева (Полосьмак 1994а, с. 41; Молодин, Парцингер, Цэвэндорж 2009, с. 18).

Олень иногда представлен крылатым (Юстыд XII, курган 16). В женских погребениях он часто изображался с раздвоенным и разведенным в стороны туловищем (в такие фигурки вписаны головы горного барана и сайги). Фантастические персонажи с подобным раздвоенным туловищем известны и на скифских головных уборах (Чертомлык) (Алексеев, Мурзин, Ролле 1991, рис. на с. 202–203; кат. № 122), и в китайской торевтике. (Не исключено, что так пытались передать объемность бронзовых изделий с прямогуольной рамой, где на углу тоже «расходились» от одной головы два туловища, и это предназначалось для рассмотрения в разных ракурсах). У разных родоплеменных подразделений пазырыкцев фигурки оленя имели известную специфику, в частности, они смотрят в разные стороны (Кубарев 1992, с. 98).

Фигурки горных баранов встречаются на уборах как по одному экземпляру, в составе набора (Уландрык IV, курган 3; Ташанта II, курган 1), так и по 4 (вместе с 3–4 конями; Уландрык IV, курганы 1 и 2).

Фигурки сайгаков представлены только в женских погребениях (головной обруч — Ташанта II, курган 4; ажурные бляшки — Юстыд XII, курганы 4, 8, 27).

Фигурка быка известна на навершии убора восьмилетнего мальчика в Ак-Алахе 1. Ажурные бляшки с бычьей головой украшали женские уборы Юстыда XII (курганы 16, 19).

Фигурки горных козлов, несмотря на популярность этого образа в пазырыкском искусстве, на уборах типа 1 не представлены. В целом образ горного козла, как и коня, популярен прежде всего в искусстве среднего этапа пазырыкской культуры; (см.: Баркова 1995, с. 74). Однако навершия с ними известны в соседних Туве – Теплая, курган 2 (Bokovenko 1994) и Кош-Пей I (Семенов 1994, рис. 1, 5) и, возможно, в Западной Монголии (Улангом, могила 33) (Новгородова 1989, с. 334; рис. на с. 290).

В одном случае наверху мужского убора нашивались горизонтальные ряды бляшек с галопирующим крылатым монстром (Юстыд XII, курган 22).

Бляшки в виде стилизованного взлетающего орла нашивались в верхней части убора вертикальными рядами до пяти экземпляров в каждом (Юстыд ХII, курган 19). Они найдены также в курганах 16, 18, 21 и 23 названного могильника, в кургане 26 в Барбургазы I и в кургане 1 Ак-Алахи I. Такие бляшки использовались в южной части пазырыкского ареала. В VII–II вв. до н.э. они крепились на мужских диадемах европейских скифов (Келермес, 1903 г., курган 1) и племен Тувы (Сулуг-Хем I, сруб 26) (Семенов 1992, с. 71; рис. 1), но нашивались при этом иначе — одним горизонтальным рядом. В I в. н.э. вертикальные ряды взлетающих орлов известны на аланской диадеме из Кобяково: там они связаны с изображением мирового древа (Гугуев 1991, рис. 16, 1).

В целом макушку островерхих уборов типа 1 могли венчать три различных животных. Чаще всего это покрытые золотом скульптурки коня (с рогами горного козла), иногда — быка (Ак-Алаха 1, курган 2) или орла (Уландрык II, курган 12; Уландрык IV, курган 2; Юстыд XII, курган 25).

12 - Фигурка орла была навершием головных уборов богов и героев и у такого индоевропейского этноса того времени, как кельты (Megaw, Megaw 2001, fig. 288, 290).

Последний вариант известен на мужских уборах у других иранских народов древности¹². Так, орел представлен на диадемах парфянских правителей и богов (Луконин 1977, рис. на с. 110; Ghirshman 1962, fig. 98), на уборах хорезмийских царей (Вайнберг 1977, табл. Х; см. также: The Crossroads 1992, № 124; р. 320 sq.; в последнем случае возможна и кушанская принадлежность этой каменной головы правителя), на женском скифском головном уборе из I Мордвинского кургана (по форме, видимо, близкого пазырыкским) (Клочко 1993, рис. 1), на уборе аристократки саргатской культуры из кургана 4 в Шикаевке (Потемкина 2005, рис. 1), на сосуде из Хотана (Синьцзян) II–VII вв. (Сорокин 1961, рис. 3, 6; здесь птица сидит прямо на голове) (рис. 62.д) и в одном из курганов Северного Казахстана (Потемкина 1971). У таджиков и памирцев сохранились легенды, что царем мог становиться тот, на чью голову садилась птица (Андреев, Пещерева 1957, с. 22; Рахимов 1995, с. 166–167).

Закономерности размещения на головных уборах типа 1 наверший с тем или иным видом животного остаются пока неясными. Например, в Ак-Алахе 1 рядом были похоронены, вероятно, члены одной семьи: отец, взрослая дочь (?) и восьмилетний сын (?). Однако если у взрослых уборы оформлены совершенно одинаково и венчались фигуркой коня, то у ребенка навершие украшено уникальной фигуркой быка.

13 - У другого индоевропейского этноса древности — кельтов — головной убор знати и богов могла венчать также фигурка кабана (см. на монетах, ритуальных котлах и др.: Megaw, Megaw 2001, fig. 246, 288, 302).

У древних иранцев известны и другие сюжеты зооморфных наверший. Так, убор правителя у саков Семиречья (Иссык) и юэчжей Бактрии (Тилля-тепе, могила 4) венчала золотая фигурка горного барана (Акишев 1978, с. 89, табл. 6; Турекулов, Турекулова 2001, с. 51; Sarianidi 1985a, pl. 113–120); у кочевников Тувы VII в. до н.э. (в Аржане 2: Эдвардс 2003, фото на с. 96; Čugunov, Parzinger, Nagler 2003, Abb. 21; Аржан 2004, с. 22) и у сарматов II–I вв. до н.э. (Косика) — оленя; у хорезмийских царей — верблюда (Вайнберг 1977, табл. Х) или степной птицы-дрофы с длинной шеей (росписи Казаклы-Яткана), в Туве и Монголии известны уже упоминавшиеся выше фигурки горного козла¹³, а у саков Кашгара убор царя — скульптурка льва (Бичурин 1950, II, с. 258).

Зооморфные навершия у центральноазиатских номадов не обязательно делались из металла или дерева. Так, у предков южных соседей пазырыкцев, живших у оз. Лобнор в бронзовом веке, к макушке подобного убора пришивалась цельная шкурка горностая или другого пушного зверька (женщины из могилы 36 в дельте Кумдарьи и из могилы 13 в Цзяохэ) (Bergman 1939, p. 137; Ursrünge 2007, S. 131, No 33) (рис. 62.в, 2).

Интересно, что у шаманов Саяно-Алтая еще в XX в. сохранялась схема размещения образов ритуального головного убора, сходная со схемой пазырыкских образцов типа 1. Внизу обнаруживаем рога оленя и связанную с ними человеческую личину (ср. выше материал из кургана 4 Уландрыка III), выше — перья орла (Кенин-Лопсан 1987, с. 49–50). Некоторые уборы символизировали птицу и украшались цельной птичьей шкуркой или перьями (Прокофьева 1971, с. 63, 99).

14 - Нет необходимости вслед за К.А. Акишевым называть этот убор поздним сасанидским (персидским) термином «кулах», обозначавшим убор иных пропорций (см. главу 3.1).
15 - В свою очередь, набор из четырех изогнутых зубчатых пластин, аналогичный иссыкскому, есть в скифском Чертомлыке (Алексеев, Мурзин, Ролле 1991, рис. на с. 203; кат. № 122а).

Однако еще ближе нашим образцам некоторые синхронные памятники ранних кочевников. Такова схема метопиды женского головного убора из скифской Куль-Обы (пара коней, птица, полуантропоморфный персонаж, ряд розеток) (Клочко 1983, рис. 3, 3). По многим параметрам сходен и мужской островерхий убор из Иссыка в Семиречье (Акишев 1978, рис. 62–63)¹⁴: зубчатые пластинки, пара коней с козлиными рогами и зооморфное навершие на «постаменте»¹⁵.

Наиболее близкая аналогия уборам типа 1 с навершием в виде летящего орла и «диадемой»-обручем по нижнему краю известна у лоуфаней Ордоса (погребение 1973 г. в Алушайтене; см. главу 4.1). Найденные в составе этого убора «диадемы» скреплены серией штырьков верхнего экземпляра, вставлявшихся в полые цилиндрические пазы нижнего (позже подобное видим на золотых диадемах I в. н.э. из Тилля-тепе в Бактрии и Хохлача в Сарматии).

16 - К.В. Чугунов допускает нечто подобное для женского убора из могилы 5 Аржана 2 в Туве (Аржан 2004, с. 24) (рис. 62.г.). Однако набор из нескольких кусочков фольги с тиснеными изображениями низкого качества, образующих горизонтальную линию длиной около 15 см, который находился примерно в 20 см от достоверного скопления украшений головного убора, у стенки могильного сруба, в сочетании с лежавшими чуть ближе к мужской голове тонкими узкими полосками фольги (ср.: Čugunov, Parzinger, Nagler 2003, Abb. 21), скорее принадлежал какому-то отдельному предмету.

Тип 2. Этот тип убора хорошо сохранился у женщины в кургане 1 Ак-Алахи 3 и является как бы завершением тесно сплетенного с ним сложного парика. Верхняя коса последнего (см. ниже) была продета в войлочный красный конусовидный чехольчик, в который была воткнута булавка с навершием в виде стоящего оленя (рис. 46, 17; 48, 2). К последнему крепилось «навершие» в виде большого овального лепестка высотой 61 см с деревянной основой, покрытого черной тканью. «Навершие» крепилось на деревянной подставке в виде усеченного конуса, украшенного золоченой фигуркой оленекозла с раздвоенным туловищем. По краю «навершия» находились 15 золоченых деревянных фигурок лебедей (?) с кожаными конечностями (Полосьмак 2001, рис. 98)16. Убор с аналогичным войлочным навершием-лепестком, по мнению Н.В. Полосьмак, был помещен в кургане 2 Пазырыка, а С.И. Руденко неверно трактовал его фрагменты как налобный обруч убора совсем иной формы (ср.: Руденко 1953, с. 122; табл. XXVI, 4, XCVI, 3; Siberia 2001, p. 50–151, № 154). Войлок навершия был покрыт кожей; по внешнему краю размещены 10 вырезанных из кожи скульптурок петушков. Н.В. Полосьмак даже считает, что такой убор носила каждая «пазырыкская» женщина (Полосьмак, Баркова 2005, с. 72), но доказательств этому нет. Считать уборы в форме лепестка с зооморфным окаймлением, соединенные с париком, аналогами очень высоким и узким уборам персонажей на стелах Хакассии эпохи энеолита-бронзы с их лунарным навершием и орнаментом из треугольников (там же, c. 72) (Кызласов 1986, рис. 80; 133; 134, 2; 146; Leont’ev, Kapel’ko 2002, fig. 206, 213, 220: изваяния Киме тас у Черного озера и с кургана в междуречьи Нини и Уйбата, рисунок охрой на горе Кантегир и др.), пока нет серьезных оснований.

Тип 3. В кургане 3 Пазырыка мужской убор сшит из двух кусков войлока оливкового цвета и покрыт кожей (Руденко 1953, с. 113; табл. XCII, 2). По крою он напоминает капор мальчика из Уландрыка (см. ниже тип 7), но имеет длинные и довольно широкие ленты-завязки с утолщениями на концах (рис. 46, 7). Основная часть поверхности покрыта сплошным узором из «чешуек», сделанных на кожаной поверхности из темно-красного лака, причем у висков находился разновутный рисунок некоего монстра со змеевидным изонутым туловищем (Поолсьмак, Баркова 2005. с. 89, рис. 2.59, в). Возможно, покрытие убора имитирует декор чжоуских боевых кожаных шлемов (Кубарев 1991, с. 110). На макушке пазырыкского убора помещена миниатюрная, кожаная с позолотой квадратная башенка с четырьмя зубцами (современные ей персидские короны, вопреки мнению С.И. Руденко, она напоминает лишь очень отдаленно). Остатки сходного убора известны и в рядовом мужском погребении (Уландрык III, курган I) (там же, с. 178). Лучше сохранился такой убор в рядовом комплексе кургана 1 в Верх-Кальджине 2. В отличие от пазырыкского он не имеет ни навершия, ни пышного декора, ни расширения на концах свисающих лент (рис. 46, 5).

Тип 4. Женский высокий островерхий убор с малым диаметром основания, который не мог держаться самостоятельно, а дополнял прическу и крепился на ней. Войлочный образец из кургана 1 в Ак-Алаха 3, сшитый из двух частей в виде узкого и высокого колпачка-башенки высотой около 85 см с небольшими полями. Более роскошный образец высотой 90 см из красного войлока обнаружен в кургане 2 Пазырыка (Полосьмак, Баркова 2005, рис. 2, 47) (рис. 46, 6). Нижние поля украшены кожаными кружочками с золотой фольгой. Оба убора сделаны из красного войлока.

Другой образец этого типа представлен в кургане 15 Ханкаринского Дола (Усова 2010; Дашковский, Усова 2010) (рис. 57, 4). Он был также из войлока (? – сохранился тлен), высота его около 40 см, весь декор - из золотой фольги. Его венчает фигурка коня (?) с рогами козла; это лишь верхний конец шпильки, шедшей вертикально через весь убор. Основной декор средней части – стилизованные растительные побеги, а также по ряду из 8 голов баранов. В нижнем ярусе на лбу крепилась скульптурная голова грифона; на правом боку размещена, видимо, крупная родовая тамга (см. то же на головных уборах у мужчин в Хорезме, Кушании, сасанидском Иране и у согдийца-купца на статуэтке из Астаны: рис. 121,5; 135,2; 157,4; Яценко 2010а, рис. 44). С левой стороны пара железных золоченых булавок крепила узел прически.

Весьма близкий аналог III в. до н.э. известен в могиле М6 некорополя Субеши III народа гуши (?) в соседнем Синьцзяне (район Турфана). Там на пожилой даме надет своеобразный вязаный берет с отверстием на макушке; в отверстие вставлялся и держался вертикально благодаря каркасу из палочек высокий и узкий цилиндрический (фаллический) верхний элемент высотой около 60 см (Lu Enguo 1999, p. 101; Mallory, Mair 1995, p. 29; 2000, p. 196; Полосьмак 2000б, с. 78; 2001, рис. 102; Цию фуши 2007, с. 126-133, рис. 6-8). Подобная конструкция вызывает, в первую чередь, сексуальные ассоциации. Похожие мужские уборы представлены у мужчин – воинов и всадников на петроглифах северных соседей (тагарской культуры) (Советова 2005, табл. 28, 5-6).

Тип 5. Уборы с жестким каркасом, плоским верхом и широким назатыльником бытовали у многих иранских народов древности — у скифов (Мирошина 1981, рис. 4), персов, кушан, согдийцев. У пазырыкцев он представлен в изображении богини с войлочного ковра в Пазырыке (курган 5). Убор украшен двухцветной красно-черной зубчатой полосой (рис. 46, 2). Наиболее близка ему «тиара» богини на терракотах Согда кушанского времени (Мешкерис 1989, рис. 26, 16 и 27, 16).

Тип 6. Головные уборы с жесткой основой, через отверстия в макушке которых пропущены вверх две косы и искусственная коса между ними. Подобный убор найден в кургане 5 Пазырыка (Руденко 1953, с. 123). Он сделан из цельного куска кедра и покрыт кожей. Имеет два отверстия для кос диаметром около 1,5 см (рис. 46, 4). Уже давно отмечалось, что аналогичный образец представлен на изображении богини с золотых поясных пластин «Сон героя у мирового дерева» из Сибирской коллекции Петра 1 (Грязнов 1961, с. 22; рис. 11–12). Похожие берестяные шапочки с трубочкой вверху для косы известны в скифское время в соседней Туве (Семенов 1992, с. 74).

17 - См. изображения юноши-стрелка на афинской вазе: Vos 1963, pl. IV, b и убор на скифском перстне Аргота: Кузнецова 1986, рис. 1.

У ряда древних иранских народов типологически сходные уборы с отверстиями вверху для косички носили представители обоих полов. Так было у европейских скифов к концу VI в. до н.э., у которых убор имел полусферическую форму¹⁷, и у хотано-саков Синьцзяна во II–VII вв. н.э. (см., например: Stein 1907, рl. XLIV; 1921, pl. CXXVI).

18 - Эти экзотические птицы стали известны жителям Алтая, как и обитателям Средиземноморья, незадолго до рассматриваемого периода. Первоначально их держали прежде всего ради петушиных боев (см., например: Салларес 1995, с. 96; примеч. 51). Стилизованные изображения ряда петушков (?) поперек полусферического головного убора известны на драхмах парфянского Готарза I (ок. 90 — 80 г. до н.э.). Сводку изображений петушков на головных уборах и серьгах ранних кочевников Центральной Азии см.: Абдуллаев 1994, с. 30–31; рис. 1.

Тип 7. Головные уборы типа капора у сибирских народов, плотно облегающие голову, без назатыльника и с лентами-завязками. Такая кожаная шапочка известна в погребении мальчика (?) из кургана 2 Уландрыка I. Она простегана вертикально и опушена мехом, а по нижнему краю украшена кожаной аппликацией в виде ряда петушков (рис. 46, 3)¹⁸.

Другие типы. Многие типы женских головных уборов пазырыкцев сегодня не восстановимы, так как не сохранилась их органическая основа, и мы имеем дело лишь с набором некоторых элементов их декора: распавшихся и утративных свое первоначальное положение аппликаций из тонкой золотой фольги (видимо – на берестяной или деревянной основе), часто (если были длинными и тонкими) раздаленных и разорванных тяжестью земли и поврежденных грызунами. Несколько подобных комплексов расчищалось мною в 2007 г. на могильнике Ханкаринский дол (см., например: Тишкин. Дашковский 2008, фото на с. 9). У мужчин в курганах 2 и 9 из Локтя-4а нижний край убора (возможно – с заостренным верхом, но невысокого) украшала широкая декоративная полоса (рис. 53а). Внизу композиции была золотая полоска с «вырастающими» из нее стилизованными парными геральдическими гловками грифонов или своеобразной «бегущей волны» с парой тех же головок. Она окаймлялась сверху и снизу рядом нанизанных на шнурок золотых трубочек. Выше могли крепиться кусочки бересты/дерева (?), обшитые золотой фольгой, в форме стематичных рогов. У ребенка из могилы 3 кургана 9 кроме нижнего ряда трубочек была, видимо, центральная треугольная бляха, пластинки в форме геометрических фигур – запятых, удлиненных прямоугольников и ромбов (Шульга 2003, рис. 13; 36; 44). Наличие назатыльника не документировано.

Такие уборы, видимо, имели облик конуса средней высоты, с одним или несколькими украшениями на самой макушке Подобный головной убор представлен на нефритовой фигурке коленнопредклоненного «сака» с двумя чашами в руках высотой около 17 см (V-III вв. до н.э.) из пограничной с пазарыкской культурой территории китайского Алтая (Qi Xiaoshan, Wang Bo 2008, p. 229, No 8). Это конический убор из плотной ткани высотой около 40 см (верх его лишь слегка наклонен), нижний край которого подвернут, образуя околыш. (Замечу, что в холодный сезон, например, жители Памира несколько раз подворачивали высокий конический убор по нижнему краю, образуя толстый околыш, защищающий голову и заметно уменьшая его высоту. Неопытный исследователь может принять на изображении эту зимнюю манеру ношения за новый тип головного убора). Сходный убор документирован и в петроглифах монгольской части Алтая (Бага-Ойгур II: Кубарев, Цэвендорж, Якобсон 2005, № 849). Менее вероятна реконструкция уборов типа 8 как имеющих облегающий голову полусферический низ и конический верх, как это предлагают Т. И Н. Терекуловы для Иссыка в Семиречье (Турукулов, Терекулов 2001, рис. 16): в этом случае при разложении органических компонентов убора в могиле сохранность композиции украшений была бы хуже, чем реально наблюдается. К западу от Алтая у племен саргатской культуры на Иртыше бытовали островерхие уборы с близкой схемой декора, однако с более широким и циллиндрическим основанием и с височными подвесками («жрица» из кургана 4 в Шикаевке: Потемкина 2005, рис. 1).

В Каракольском кургане 1934 г. на убор также нашивались несколько длинных золотых пластин и небольшая бляшка (Киселев 1951, с. 351). Наконец, во впускном погребении в кургане 5 в Яконуре убор украшался серией очень сложных и изящных ажурных вихреобразных кожаных трехлучевых свастик-триквестров (Погожева 1978; Грязнов 1992, табл. 67, 9) (рис. 57, 3) (ср. в соседней Туве, в могильнике Кош-Пей такую одиночную трехлучевую свастику: Kilunovskaya, Semenov 1995, fig. 60, No 261).

Начельные украшения

Начельные украшения (самостоятельные, не являющиеся лишь деталями головного убора) пока выявлены только в бедных могилах. Они сделаны из дерева шириной 2-4 см, расширяются к центру; крепились к основе из шертяной ткани (Юстыд XI, курганы 19 и 23). Резьба диадем окрашивалась в три основных цвета индоиранцев – красный, белый и черный (заменявший синий), иногда они покрыты золотой фольгой. На них представлены обращенные друг к другу два копытных: олени-маралы (Юстыд XII, курган 23; Ак-Алаха 5, курган 1), козлы (Ташанта II, курган 4), верблюды (Уландрык I, курган 1) или антилопы-дзерены (рис. 46, 1), иногда – пара лежащих кошачьих (Уландрык IV, курган 3), группа плывущих лебедей (Уландрык IV, курган 2) или в два ряда – цветы и цветочные розетки (Кубарев 2005, с. 56-59). Считать их копиями тканых или металлических образцов (Кубарев 1991, с. 123) пока преждевременно, но допустимо.

Поясная одежда

Штаны (шаровары)

19 - Садако Като предположила, что туэктинские фрагменты относятся не к штанам, а к плечевой одежде (Полосьмак 1994а, примеч. на с. 39), однако это мнение не аргументируется.

Высказывалось мнение, что впервые штаны пазырыкцев были обнаружены в 1990 г. в Ак-Алахе (Полосьмак 1992, с. 143 и сл.). В действительности же они были найдены еще в 1865 г. в Катанде I (курган 8) и в 1954 г. в Туэкте (курган I) ¹⁹ и затем — в Уландрыке IV (курган 1). Вместе с тем очевидно, что в восточной части Горного Алтая (Пазырык, Уландрык, Юстыд) местные племена, видимо, порой специально не помещали штаны в могилы (чтобы не допустить «бегства» покойника из могилы). Они имели разную длину (до щиколоток — чуть выше колен) и заправлялись в обувь (Полосьмак, Баркова 2005, с.83–84). Книзу штанины заужены. Штаны носились мужчинами и девами-воительницами.

На плато Укок штаны сшиты из красной шерсти саржевого переплетения (там же, с. 83). В Ак-Алахе 1 у мужчины и девушки-воительницы штаны были сшиты из кашемира и муслина, окрашенных мареной (последняя, видимо, привозилась из Средней Азии) (Глушкова 1994, с. 116 и сл., 120). У мужчины из Верх-Кальджина 2 они малиновые, у мужчины из Уландрыка IV — в красные с черными полосками (Кубарев 1987, с. 185; табл. LXVIII, a; Молодин 1995, с. 292). Сходные штаны из красной (обычно грубой) шерсти бытовали и у соседей пазырыкцев: у «саков» могильника Загунлук у Черчена (Синьцзян), у хунну Монголии (Ноин-Ула, курган 6) и, вероятно, у саков Семиречья (Иссык; сохранился лишь тлен). Позже у кочевников Кенкола в Киргизии (II–III вв.) они шились из красной кожи (Бернштам 1940, с. 9).

На юго-западе, в Ак-Алахе, штаны зауживались внизу, а вверху завязывались шнурком. Каждая штанина кроилась из двух половин, в шагу имелась квадратная вставка (сходный крой документируется в синхронных могильниках Загунлук, Джумбулак и Яньхай, Восточный Синьцзян: Полосьмак, Баркова 2005, с. 85). Мужские штаны дополнительно имели разрез спереди, прикрытый деталью в форме удлиненного треугольника без вершины (Садако Като 1994, с. 111–114; рис. 1, 4) (рис. 46, 25). Мужские широкие штаны, обнаруженные в двух могилах Верх-Кальджина 2, имеют ромбовидную вставку в шагу (в могиле 4 Загунлука в Синьцзяне такая вставка имела зигзагообразные края). Они более короткие, чем женские (чуть ниже колен), что объяснялось ношением в комплекте с ними высоких шерстяных чулок.

Катандинские штаны изготовлены из грубой шерсти. Штанины внизу очень узкие и имеют небольшой вырез. Он обшит шнурком, края которого свисали (Захаров 1926, с. 80). При необходимости штаны подвязывались им на лодыжках, как у стоящего персонажа на греко-скифской амфоре IV в. до н.э. из Чертомлыка (наблюдение А.Ю. Алексеева, 1993 г.).

В Туэкте мужские штаны из плотной замши, напротив, были широкими и кроились из более чем 400 разноцветных лоскутков. На каждой штанине было нашито вертикально по семи ажурных кожаных золоченых полосок с прорезным орнаментом внутри в форме рядов кругов и квадратов (рис. 55, а). Сочетание этих двух элементов орнамента несла значительную смысловую нагрузку, символизируя мужское и женское начало (см., например: Яценко 1987б, с. 135 и сл.). В шагу была вшита полоса из шкуры серого жеребенка (рис. 46, 26).

Интересно, что в известных нам случаях под штанами у погребенных не надета набедренная повязка. В качестве условной набедренной повязки (точнее – короткого передника) для пожилого аристократа из кургана 5 в Пазырыке (Siberia, 2001, p. 161, No 184) использовался… небольшой коврик, изготовленный в петлевидной технике (Царева 2006, с. 250). Однако он не предназначался для прижизненной носки.

Юбки

«Пазырыкские» юбки Е.Г. Царева называет ярусными (то есть последовательно сшитыми из нескольких тканых или плетеных горизонтальных полотнищ) и композитными (состоящими из полос разнотипных тканей с разным декором) (Царева 2008, с. 216). В них иногда использовались текстильные полосы с саржевым переплетением красного или зеленого цветов, пестрая гобеленовая (Царева 2006, с. 240-243). Подобная набедренная одежда из Ак-Алахи 3 из плотной шерсти длиной до пят и шириной 110 см носилась молодой женщиной и вверху имела напуск для регулирования длины (последняя была больше, чем требовалось из-за заданной станком ширины тканых полос). Эта узкая юбка из трех полос была белой в центре и красной по краям и подпоясывалась тонким, сплетенным из ниток красным пояском с шестью кистями на каждом конце, повязанным простым узлом (Полосьмак 2000б, с. 74; 2001, рис. 85; Полосьмак, Баркова 2005, с. 64, 66) (рис. 46, 24). Сходная юбка в Ак-Алахе 5 состояла из четырех чередующихся белых и красных полос, а в кургане 2 в Пазырыке — из полос красной и зеленой ткани (Полосьмак 2005, с. 116). Образцы той же эпохи в Синьцзяне у предполагаемого народа гуши (могильник Субеши 3 у Турфана) тоже украшены горизонтальными полосами трех цветов, но более узкими и частыми, и носились в комплекте со штанами (могила 6: Lu Enguo 1999, p. 98). Позже ярусные юбки документированы у соседних хотано-саков Хотанского оазиса (могильник Шампула, см. главу 2.7), а в Южной Сибири – в таштыкской культуре (могильник Оглахты VI: Панкова 2005). В погребении 13 Аржана 2 в Туве Н.В. Царев и К.В. Чугунов предполагают двухполосную юбку (Царев 2005).

Пояса

На ранней стадии пазырыкской культуры исчезают почти все разнообразные бронзовые обоймы и бляхи ремней и сохраняются лишь парные бляхи с отверстиями для затягивания пояса (Кубарев, Шульга 2007, с. 102, рис. 25, 7; 71).

Пояса «пазырыкцев» делались из узкого, часто простеганного ремня (Пазырык, курган 2; Ак-Алаха 1, курган 1), широкого ремня прекрасной выделки черного цвета (мужчина из Верх-Кальджина II, кургана 3), плелись из нескольких тонких кожаных полосок (Башадар, курган 2) или из шерстяной ткани (женщина из Ак-Алахи 3). Похожие узкие пояса, но из ткани, с орнаментом, известным на ряде поясных на­кладок пазырыкцев, недавно носили женщины алтайцев-тубаларов (см.: Алтайский костюм 1990, табл. 39, 39а). Ременные пояса из кургана 2 в Пазырыке украшены растительным и геометрическим орнаментом, один из них — рядом идущих петушков (рис. 59, а, нижний). При этом вставки маленьких фигурных пластинок из золота и олова, видимо, имитировали реальную драгоценную полихромию (Siberia 2001, p. 146–147, No. 149) (рис. 46, 30; 59а, верхний). У ребенка восьми лет из кургана 2 Ак-Алахи 1 ременной пояс декорирован весьма просто: внешняя замшевая поверхность прошита крест-накрест кожаным ремешком (Полосьмак 2001, с. 60).

Женщина из Ак-Алахи 3 имела длинный тканый шерстяной пояс для крепления юбки в виде шнура с шестью небольшими многочастными витыми шнурами, с кистями на конце каждого (рис. 46, 29). Пояс был длинным (более 190 см), так что концы его низко свисали. Такие пояса можно сопоставить с древнекитайскими (тоже с 6 шнурками на каждом конце), предназначавшимися для напоминания о делах с помощью дополнительных узелков (Стратанович 1965, с. 348; Полосьмак, Баркова 2005, с. 68). Подобные пояса бытовали в соседнем Синьцзяне как в эпоху бронзы (Цзяохэ, могила 25: Ursrünge 2007, S. 132, No 34; здесь пояс имеет длинную бахрому), так и в скифское время (мужчина из могилы М2 в Загунлуке на модели-реконструкции из Музея Синьцзяна в г. Урумчи). Позже сходные шерстяные кушаки, но с короткими шнурками до недавних пор носили алтайские женщины.

Смена длины ремня производилась с помошью дополнительных ремешков-завязок на концах ремня. Воины использовали два пояса (Пазырык, курган 2; Верх-Кальджин 2, курган 3 и др.). При ношении сравнительно легкой одежды теплого сезона это были портупейный (для колчана, кинжала, ножа, сумочки и оселка) (Шульга 2007, с. 32-33, 37-38; 2008, с. 105) и другой – более парадный (он подчас сплетался из шерстяных нитей). Специальные пояса только для колчана (в отличие от более раннего времени) пока надежно не документированы. При использовании меховой одежды (Верх-Кальджин-2) кинжал носился на внутреннем поясе, а колчан и чекан-пробойник – на наружнем (Кубарев, Шульга 2007, с. 104-106).

Парадные мужские наборные пояса кочевников Алтая раннескифского и следующего – пазырыкского времени исследованы, в первую очередь, П.И. Шульгой (там же, рис. 71). Ранее В.Н. Добжанский предлагал не вполне удачное, на наш взгляд, деление таких поясов по декору нашивных пластин: 1) с орнаментом; 2) с зооморфными изображениями; 3) смешанные (см.: Добжанский 1990, с. 22). У восточных соседей в Туве пояс подчас представлял широкую полосу толстой кожи с подогнутыми и прошитыми краями (Чугунов 2007, с. 131, ил. 13, 1).

Пояса с металлической фурнитурой по каким-то причинам в поздний период в могилу уже не помещали (возможно, они наследовались, что часто упоминается в степном эпосе), а их металлические датали заменяли деревянными, покрытыми золотой фольгой копиями, часто явно не функциональными (см., например: Кубарев, Шульга 2007, с. 103). П.И. Шульга предполагает широкое использование «пазырыкцами» деревянных пластин и блях поясов в реальном быту, в силу их дешевизны, рядовыми воинами, ссылаясь на погребальные имитации из дерева, неоднократно найденные в «мерзлых» могилах Юго-Восточного Алтая (Шульга 2007, с. 27). Подобная трактовка широкого использования деревянных имитаций в могилах (в том числе – зеркал, уздечек, кинжалов, гривен и др.) как подлинных бытовых вещей (при доступности и дешевизне металла и высоких физических нагрузках на многие из подобных реальных предметов!) кажется мне чрезычайно сомнительной. Она противоречит и данным этнографии индоевропейцев о ритуальной замене при похоронах в ряде обстоятельств всех металлических изделий на именно деревянные (см. также гл. 4.3, раздел по костюму в погребальном ритуале «пазырыкцев»). Изредка наборные пояса полагались и женщинам-воительницам (в более ранее время в Туве – Аржан 2, могила 5; у «пазырыкцев» - Ак-Алаха-1, курган 1).

На таких поясах имелись две крупные концевые пластинчатые бляхи-пряжки из бронзы, рога или железа (в отверстия которых вставлялись скрепляющие пояса ремешки-завязки) и четыре прямоугольные малые бляшки с прорезями (через которые ранее подвешивали разные предметы). Такие бляшки, по В.Д. Кубреву, теперь уже являются чисто декоративными (а по нашему мнению имеют значение социального маркера). Вместо концевых блях в предшествовавшее, раннескифское время использовались наконечники в формы головы грифона (Аржан 2, Гилево-10, Усть-Хаддынныга-1: Евразия 2005, с. 136, рис. 3.50). Пояса с крупными пластинами появились с самого начала пазырыкской культуры, а потому выводить их от возвысившихся много позже, более восточных хунну нет оснований (Шульга 2003, с. 83). У воина из кургана 3 Уландрыка IV концевые пластины пряжка с изображением лося дополнялись поясным крючком в виде фигурки лебедя (Кубарев 1987, табл. LXXVIII, 18–20).

На больших концевых пластинах в их погребальных деревянных имитациях иногда фон поверхности черный, а «вставки самоцветов» - желтые (Юстыд: Кубарев 1987. с. 76); в других случаях ободок пластин окрашен в черный, а внутренность — в красный цвет (Верх-Кальджин 2: The Altai Culture 1995, № 75). Среди зоофорфных персонажей на концевых бляхах – тигр, лось и кабан. В оформлении их поздних образцов заметны связи с восточными соседями. Так, в Юстыде XII (курган 17) отмечены экземпляры, имеющие аналогии в соседних Туве и Монголии (Кубарев 1991, с. 86). Другой тип пластин, с имитацией рельефных круглых вставок самоцветов, имеет аналогии в металлических образцах из Монголии (Кубарев 1987, с. 76–78). Не следует исключать и связи с бывшими южными соседями — большими юэчжами [ср. найденные в могиле из Пригородного района г. Бийска бронзовые пряжки (Руденко 1953, табл. LXXVIII, 2), имитирующие бирюзово-золотые изделия, со сценой терзания. Очень близкая аналогия им известна у юэчжийского князя из могилы 4 в Тилля-тепе: Sarianidi 1985а, рl. 122–123].

Четыре малые прямоугольные пластинки нанизывались на центральный ремешок, через отверстия-прорези которых к поясу когда-то подвешивались различные предметы (видимо, такие бляхи первоначально прикрывали разрезы в поясном ремне и могли крепиться как поперек ремня, так и в его нижней части: Шульга 2003, с. 80). Такие бляшки с прорезью для подвесного ремня на фрагменте одного из четырех поясов в кургане 2 в Пазырыке сделаны из тонкого серебра; на них представлена характерная для искусства ахеменидского Ирана сцена терзания львом горного козла (рис. 59, а; 46, 30). В рядовых могилах встречены деревянные имитации пластин, покрытые геометрическим орнаментом (рис. 46, 32). Иногда этот орнамент повторяется в поясных наборах родственников из двух-трех разных курганов одного или соседних могильников. В могиле 4 в Бураты такие малые бляшки препились небольшими пазами на оборотной стороне (Кубарев, Шульга 2007, с. 110-111; рис. 52). Малые бляшки иногда под влиянием равнинных соседей заменяли на набор из 7 полусферических с петелькой внутри (см., например: Шульга 2003, с. 81; рис. 6; Кубарев, Шульга 2007, рис. 49, 7-13). Орнаментированные пластины для дополнительных свисающих ремней были обычно привилегией мужчин. У сравнительно знатных юных воительниц, как явствует из находки в кургане 1 Ак-Алахи I (Полосьмак 1994а, с. 38; рис. 32, 2), они гладкие и обернуты золотой фольгой. В кургане 3 Уландрыка IV с помощью малых пластин с пояса свисали ажурные портупейные ремни в форме стилизованных ажурных рыб (рис. 46, 31). Возможно, таким подвесным ремнем был и фрагмент из кургана 2 в Пазырыке (рис. 59а, верхний).

20 - Ближайшие районы добычи каури находились на Южно-Китайском море (Тихий океан) или Андаманском море (Индийский океан), откуда они поступали, видимо, через Китай. В последнем в эпохи Инь и Чжоу такие раковины (бэй), как и подражания из металла и камня, являлись денежным эквивалентом.

21 - Так, в соседней Туве в могиле 5 Аржана 2 на ремне у мужчины через каждые 3 см нанизывались золотые обоймы с двумя вертикальными рядами «бегущей волны» (ср.: Čugunov, Parzinger, Nagler 2003, Abb. 21), а у дамы на нем крепились обоймы с мотивом зигзага (Аржан 2004, с. 24). Там же, в могиле 20, у менее знатного мужчины пояс украшался серией размещенных впритык бронзовых блях в виде припавшего к земле кошачьего хищника (представлен мордой вниз) (ср.: Čugunov, Parzinger, Nagler 2003, Abb. 35).

В ряде случаев пояса мальчиков и девушек украшались 20–35 раковинами каури (Cyprea moneta) и крепились двумя деревянными пуговками (Ак-Алаха 1, курган 1; Юстыд XII, курган 12). Этот парадный пояс сочетался с другим — портупейным у мальчика из Юстыда. Декор из каури в 1-2 ряда известен и в соседних Туве (Kilunovskaya, Semenov 2008, p. 97) и на Верхней Оби (Добжанский 1990, табл. VII (2,7, 8), VIII (2); Семенов 1992, с. 72; Уманский, Шамшин, Шульга 2005, с. 25)²⁰. Он до недавнего времени сохранялся на поясах шаманов Саяно-Алтая (Прокофьева 1971, с. 90). Характерно, что наборные пояса предшествующего раннескифского времени на территории Саяно-Алтая отличаются как более частым размещением нанизанных на ремень пластинок, так и отчасти иными орнаментальными мотивами²¹.

Обувь

Одной из характерных черт обуви у пазырыкцев были довольно высокие голенища. У иранских народов в скифское время такая обувь представлена и на изображениях бактрийцев, арейев, арахотов, а также ранних скифов (последние см.: Ольховский, Евдокимов 1994, ил. 6, 8; с. 17). Она известна также у соседей Алтая — в Семиречье (Иссык) и Туве (Аржан 2). Подошва и голенище пазырыкской обуви кроились отдельно и со сборками у носков. Можно выделить четыре типа обуви.

Тип 1. Мужские ноговицы из ткани или кожи, крепившиеся лямками к поясу (рис. 46, 33), изображены у всадника на ковре из кургана 5 Пазырыка (рис. 46, 33; 47). Ноговицы того же облика с подчеркнутым кроем представлены позже на бляшках из кургана Тенлик в Семиречье, оставленного усунями, предки которых ранее были южными соседями пазырыкцев (Акишев 1983, рис. на с. 147; Байпаков, Савельева 2004, с. 73). В обоих случаях они шились из четырех основных частей. Близкий по крою, но подлинный синхронный экземпляр ноговиц известен в могильнике Субеши у Турфана (Ван Бинхуа 1993, фото на с. 15; A Study 1995, p. 61, fig. 103). Это позволяет уточнить их облик. Ноговицы шились из шерстяной ткани, а передняя верхняя часть от колен и выше — из узких полосок меха; по верхнему краю имелись завязки из тесьмы.

Тип 2. Высокие кожаные/меховые сапоги. Встречены пока у мужчин и мальчиков (?). В кургане 2 в Башадаре и кургане 2 в Уландрыке I они меховые. Даже у знати они шились экономно (в Башадаре голенища скроены из множества разнотипных кожаных квадратиков) (Руденко 1960, рис. 29) (рис. 46, 35). Уландрыкские сапоги имели по верхнему краю ремешок, стягивающий голенища (Кубарев 1987, с. 85; рис. 30), у края которых под коленом имеется треугольный выступ (рис. 46, 34). Обе эти особенности до сих пор характерны для обуви населения Саяно-Алтая. Последняя из них известна и у южных соседей пазырыкцев в Загунлуке (Ahmad, Dolkun 1986).

Тип 3. Высокие войлочные сапоги-чулки. Известны у лиц обоих полов (Полосьмак, Баркова 2005, с. 92–95), были изготовлены из качественного белого войлока и сшиты из трех основных частей (без учета специфики правой и левой ног). Подошва, обычно красного цвета, кроилась отдельно. Красной косой горизонтальной декоративной полоской тесьмы в ряйоне щиколоток отделялась условная линия стоп (возможно, пережиточно маркирующая древний крой). Для женщины-наездницы из Ак-Алахи 3 (рис. 46, 38) такая высокая обувь была необходима, так как ее юбка при верховой езде высоко задиралась. У мужчин в такие «чулки» заправлялись укороченные штаны. По краю сапожки, как и в кургане 2 Пазырыка, украшались красной каймой с растительным орнаментом; обувь, как и юбка, была в целом бело-красной. Подобные мужчике чулки в кургане 3 Верх-Кальджина-2 имели кожаную подошву, декорированную двумя ромбами, подобными вышитым на полусапожках, а на носках – ажурным изображением стилизованного петушка (Шульга 2003, с. 71; Полосьмак, Баркова 2005. рис. 2,64). Подобная обувь известна и в Синьцзяне (могильники Кызылчок и Субешои 3) (Полосьмак 1997, с. 18; 2001, с. 126). У «золотого человека» из Локтя-4а сапоги были украшены линией из прямоугольных бляшек присборенный район носка, верхний и нижний край голенищ (рис. 53а).

22 - У «царя» в соседней Туве (Аржан 2) она делалась по верхнему краю уже не из ткани, а из широкой полосы золотой фольги (Čugunov, Parzinger, Nagler 2003, Abb. 23). 23 - На наш взгляд, именно такие войлочные сапоги с богато декорированным верхним краем выше колен и декоративными «галошами» на стопах носила и женщина из тувинского Аржана 2 (ср.: Čugunov, Parzinger, Nagler 2003, Abb. 18, 26; Аржан 2004, с. 25; Чугунов, Парцингер, Наглер 2004, с. 10–11). Декоративные зоны вверху и внизу были оформлены сходно — сплошными горизонтальными рядами из мельчайших золотых трубочек, нашитых впритык вертикально. Края «галош» украшали две тонкие золотые пластинки, покрытые зернью и инкрустированными цветной эмалью клювовидными фигурами.
24 - Ср. серебряные накладки на подошвы V–III вв. до н.э. из Сихуйгоу во Внутренней Монголии (Неи Мэньгу 1992, рис. 2, 2 на с. 93), сапожки с вышивкой на подошвах в хуннской Ноин-Уле, золотые подошвы «царицы» из могилы 3 юэчжийского Тилля-тепе, изображение сидящего персонажа на курильнице из Иссыкского клада у саков Семиречья (Байпаков, Савельева 2004, с. 94–95).

В Ак-Алахе 1 у погребенной также были войлочные сапоги до колен (тлен на одной из ног девушки) (ср.: Полосьмак 1994а, с. 40; рис. 19, 1; The Altai Culture 1995, fig. 32). У мужчины в Верх-Кальджине 2 они украшались полосками меха; от носка, вокруг щиколоток и по верхнему краю сапожек небрежно пришита красная лента²²; подошва кроилась отдельно. Интересны вшитые в качестве подошвы кожаные укороченные сзади «галоши» с лотосовидными ажурными орнаментом на носке и двумя отдельными ромбами на подошве (The Altai Culture 1995, pl. 32, b; Молодин 2000, с. 101; рис. 117–118)23.

Тип 4. Полусапожки. В кургане 2 Пазырыка у женщины было две пары такой обуви. Сапоги с голенищами из шкуры леопарда (Баркова, Полосьмак 2005, рис. 2, 67) отличались особо роскошным декором как верхнего края (лотосовидный орнамент из нанизанных на сухожильные нити кусочков оловянной фольги), так и подошв (прорезной сходный декор на коже) (рис. 46, 36). Вторая пара из тонкой красной кожи была сплошь расшита сложным орнаментом со стилизованными лотосами (нити, обтянутые оловянной фольгой) и имела на подошвах вышивку бисером из золотистых кристаллов пирита в виде двух ромбов на носке и пятке, между которыми располагалась одна бусина (Siberia 2001, p. 139, No. 133; Полосьмак, Баркова 2005, с. 92, рис. 2, 62) (рис. 59, в). Таким же образом расшивалась (но 20 или 70 белыми трубчатыми бусинками) похожая обувь (ее кожаная основа не сохранилась) у мужчин (?) могилах 2 и 3 кургана 7 в Локте-4а (Шульга 2003, с. 71, рис. 27-28) (рис. 53а). Подошвы с декором с иным декором (из ряда разновеликих треугольников) видим в петроглифах соседнего Монгольского Алтая (Цаган-Салаа IV: Кубарев, Цэвендорж, Якобсон 2005, № 331); в виде ряда ромбов – в могиле 313 в Яньхай у Турфана (New Results 2004, p. 63, fig.3). В такой парадной обуви полагалось не ходить, а лишь сидеть по-турецки, демонстрируя богато расшитые подошвы (эта манера документируется у различных этносов, происходящих из восточной части Центральной Азии)24. Красные полусапожки представлены и у богини с войлочного ковра в Пазырыке.

Чулки войлочные

Делались из белого или черного войлока и носились мужчинами и женщинами, по высоте соответствуя обуви (последнее отмечено и у умерших в Загунлуке). Образцы хорошей сохранности происходят из кургана 2 Пазырыка (Полосьмак, Баркова 2005, с. 96, рис. 2, 68). У мужчины они высокие, скроенные из двух кусков со швом с тыльной стороны голенища и вдоль подошвы. По верхнему краю они украшены рядом стилизованных петушков (рис. 46, 37). Женщина надевала на каждую ногу одновременно по два коротких носочка разной высоты с треугольными зубцами по краю и с присборенным носком. Кроме отдельной подошвы основная часть скроена из одного куска.

Прически

Прически у лиц обоих полов в курганах 2 и 5 в Пазырыке отличались столь заметно, что С.И. Руденко считал эти пары принадлежащими к разным племенам (Руденко 1953, с. 131). В кургане 2 у обоих погребенных волосы на голове полностью сбриты (то же видим как будто и у богини на войлочном ковре из 5-го кургана). Зато в кургане 5 и у мужчины и у женщины их обрили только спереди; на макушке и затылке волосы были оставлены.

Мужские прически

Они известны как в погребениях, так и на некоторых изображениях мифоэпических персонажей.

Тип 1. В Пазырыке у всадника из кургана 5, изображенного на ковре, и у личин узды из кургана 1 волосы очень короткие, курчавые (или искусственно завитые), прическа с прямым пробором и небольшие усы (у всадника их концы загнуты кверху) (рис. 46, 11–12).

Тип 2. Другой тип прически представлен у «сфинкса»/«аримаспа» (на мой взгляд – китайского бога Луу позднечжоусского времени) на фрагменте войлочного ковра из кургана 5 и у всадника на золотой статуэтке из Сибирской коллекции (рис, 46, 13). Спереди волосы собраны надо лбом в небольшой узел, сзади они довольно длинные и у «сфинкса» заплетены в косичку. Мужские прически с коком надо лбом известны в это время также у европейских скифов (Яценко 1989б, табл. 4а, внизу).

Тип 3. В кургане 3 Верх-Кальджина 2 (Молодин 2000, с. 116; рис. 145; Полосьмак 2001, с. 162) светлые волосы мужчины были ровно и очень низко подстрижены спереди, а на макушке из нестриженых волос были сделаны две длинные косы из двух прядей каждая, длиною до плеч, концы которых соединялись. Две косы носил и аристократ из Берельского кургана, они сочетались с бородой и усами (Самашев и др. 2000, с. 25). В Олон-Курин-Голе-10 коротко остриженные рыжие волосы, похоже, были без косы (Молодин, Парцингер, Цэвэндорож 2009, с. 16).

Тип 4. В кургане 5 в Пазырыке у мужчины волосы cбриты спереди, а оставленные на макушке и затылке были довольно длинными (рис. 46, 15) и могли заплетаться в небольшую косичку, как у «сфинкса» на ковре.

Тип 5. Встречен в кургане 1 Ак-Алахи 1. Пожилой мужчина имел волосы средней длины, подстриженные, видимо, «под горшок» и носившиеся без пробора (на лбу и макушке были залысины) (рис. 46, 14).

Тип 6. В рядовом кургане 3 могильника Верх-Кальджин рыжие волосы мужчины подстрижены кругом «под горшок»; на макушке оставлен нестриженый участок, из которого составлены две косы ниже плеч (каждая — из двух прядей) (Полосьмак 1997, с. 16).

Тип 7. В ряде случаев у мужчин известны остатки париков в виде толстых пятен черного тлена (см. ниже). Однако они не сопровождаются, в отличие от женских, шпильками и украшениями. У представителя знати в кургане 11 Берели сложносоставной парик сочетался с усами и бородой. Известны парики и в бедных комплексах (Юстыд ХII, курган 26).

25 - Эти головы некоторые авторы считают головами монгольских хунну, воевавших с пазырыкцами-«юэчжами» (см.: Кляшторный, Савинов 1998, с. 171–176). В таком случае, во-первых, непонятны звериные уши у этих персонажей (заимствованные у кошачьих хищников), которые у индоевропейцев свойственны божествам, связанным с дикими животными, лесом и т.п. Во-вторых, юэчжи по китайским источникам локализуются на 2000 км южнее. В-третьих, костюм достоверных бактрийских юэчжей-кушан, как следует из описания в главе 2.3, почти ничего общего с пазырыкским не имел.

Борода носилась, видимо, нечасто, но у персонажа со звериными ушами на узде из кургана 1 Пазырыка (принято думать, что эти подвески узды имитируют отрубленные головы врагов²⁵) она окладистая и при этом, вероятно, искусственная, накладная (см., например: Баркова, Гохман 1994, с. 28, 30–31). Мужчине монголоидного облика из кургана 2, приспосабливаясь к местным обычаям, также пришлось носить искусственную, окрашенную в черный цвет бороду.

На петроглифах северо-восточных соседей (тагарская культура) подчас подчеркивалась короткая клиновидная бородка, а также представлены сложные прически в виде расходящихся дугой в стороны двух пар длинных «перьев» (Советова 2005, табл. 26, 12-13; 27).

Женские прически

Тип 1. В кургане 5 в Пазырыке у женщины волосы были обриты, кроме затылка, где они собраны в две косы, каждая из которых сплеталась из трех прядей (рис. 46, 16); последнее также отмечено у богини на пазырыкском ковре и у шестнадцатилетней девушки в кургане 1/2 Ак-Алахи (Полосьмак 2001, с. 57).

26 - Две золотые булавки длиной 25–30 см были воткнуты горизонтально, практически впритык друг к другу на уровне макушки в какой-то узел прически в могиле 5 Аржана 2 в соседней Туве (одна из них, как и пазырыкские, имеет навершие в виде фигурки оленя). В публикации утверждается, что они были элементом головного убора и лежали остриями друг к другу (Аржан 2004, с. 24; фото 38–39); на полевом же фото видно, что их острия были воткнуты практически в одну точку на макушке; при этом они торчали с левой стороны (см.: Čugunov, Parzinger, Nagler 2003, Abb. 21).

В пазырыкском кургане 2 они были перевязаны ремешками и обвиты волосяной бахромой. Они вставлялись в узкие вязаные косники из красной шерсти (Полосьмак, Баркова 2005, рис. 2.46). Затем эти косы были обмотаны вокруг искусственной косы из конского волоса и завязаны двумя войлочными полосками (Руденко 1953, с. 130). Для прочности в этот узел были воткнуты две железные вилкообразные булавки с зооморфными навершиями (Кубарев 1987, с. 96). Обе они имеют длину более 20 см²⁶. К концу искусственной косы добавили четвертую (из собственных волос), в которую были вплетены шерстяные шнурки. Все это сложное сооружение выглядывало из отверстия на макушке деревянного головного убора и стояло вертикально (Грязнов 1961, рис. 12) (рис. 46, 4). Традиция носить две косы из собственных волос в сочетании с двумя накладными известна и у женщины VIII в. до н.э. из могилы 1 в Загунлуке, Синьцзян (Ahmad, Hes Duxiu 1999, р. 79-81). Сходный тип женской прически (голова обривается спереди, оставленные на макушке волосы заплетаются в две косы) бытует на Алтае и в Туве до сих пор (правда, она сохранилась только у девочек; ср.: Дьяконова 1986, с. 35; Сат 1984, с. 189). Попытку ряда этнографов представить этот тип результатом позднего влияния китайско-маньжурской династии Цин в XVII–XVIII вв. в свете сказанного нельзя признать удачной.

27 - У этнографических равнинных таджиков рога горного козла имитировались особым повязыванием головного платка у замужних женщин (см.: Писарчик 2003, с. 97, рис. 30).

Тип 2. Это наиболее эффектный тип прически замужних женщин: на обритой голове помещали особый парик из нескольких органических материалов в сложных футлярах. Документирован совместно с головными уборами типа 2, хотя, вероятно, носился не только с ними (рис. 48, 2-3; 57, 1). Верх парика образовывали пряди конского волоса, которые заплетали в три псевдокосы из трех прядей каждая. Две из них (уложенные над ушами с боков к макушке) покрывались двумя короткими и узкими желобчатыми деревянными золочеными (или с металлическими пластинками с резным орнаментом) футлярами-накосниками, причем декор этого комплекта в каждом случае индивидуален (Кубарев 1987, с. 94; рис. 36, 3, 6); так, в Ак-Алахе 3 эти накосники покрыты рядами головок грифонов (The Altai Culture 1995, No. 50). (Аналогичные пазырыкским, но сделанные из бронзы накосники представлены в могилах предполагаемых лоуфаней плато Ордос, см.: Ордос тай 1985, с. 129, 212, 284, 361.) Эти две крупные косы укладывались с боков к макушке и укрывались желобчатыми накосниками. Третью прядь полагалось крепить вертикально сзади; для нее изготовлялся длинный накосник длиной более 20 см в виде изогнутого рога горного козла²⁷ или его схематичная имитация (Кубарев 1987, рис. 36, 1); в Уландрыке остатки подобной косы всегда прослежены вертикально над головой (там же, с. 94). Это означает, что они вставлялись в отверстие в верхней части головного убора-колпачка типа 2 (известны, кроме Ак-Алахи, в комплексах Уландрык IV, курган 1; Ташанта II, курган 4; Барбургазы I, курган 17). Подчас с одной женщиной находят до десяти маленьких простейших деревянных шпилек, хотя обычно использовались один-два крупных экземпляра с головой коня (Кубарев 1991, с. 111–112) (рис. 46, 17). В Ак-Алахе 3 тонкая несбритая прядь собственных волос на макушке пропускалась в небольшой чехол, связанный из красной шерсти. В него, в свою очередь (как и в кургане 2 Пазырыка), втыкалась булавка, увенчанная скульптуркой оленя (Полосьмак, Баркова 2005, с. 72–74). В волосы спереди втыкали эгрет с навершием в виде крупного оленя или барана с раздвоенным туловищем. Вероятно, рядовые женщины носили более простые прически, также скрепленные одной железной булавкой (Кирюшин, Степанова, Тишкин 2003, с. 84).

В Ак-Алахе 3 эти деревянные с золотой фольгой накосные украшения декорированы рядами головок грифонов (The Altai Culture 1995, No. 50). В кургане 1 собственные волосы заменены сложным париком, а более тонкая прядь на макушке пропускалась в небольшой чехол из красной шерсти. Прически в округе Турфана (Субеши) также скреплялись несколькими деревянными шпильками и охватывались плетеной «сеточкой» с основой-обручем.

Чаще всего «пазырыкцы» использовали по одной железной булавке. Иногда булавки на Средней Катуни имеют более северное происхождение, что может объясняться брачными связями (Кирюшин, Степанова 2004, с. 90).

Особенностью париков женщин была окраска их в черный цвет. Тлен от них иногда образует вокруг черепа пятно толщиной до 5–6 см (Кубарев 1991, с. 114). После находки в Ак-Алахе 3 стало ясно, что это были парики с основой из войлока, покрытого слоем конского волоса и поверх него слоем из обожженных зерен местного злака-волосенца, животного жира и, возможно, костного клея. Вверху конский волос собирался в пучок, который обертывался войлоком и завязывался. Такой парик надевался на обритую голову (вероятно, лишь замужними женщинами) (Полосьмак 1992, с. 9; 1997, с. 15, 19, 36; 2001, с. 145–147).

Вся подобная конструкция иногда для устойчивости крепилась, видимо, тонкой лентой-повязкой с наклеянной на нее зубчатой полоской золотой фольги и прямоугольной бляхой в центре (Чесноково-2, курган 1: Шульга 2003, рис. 54, 14).

Косметика

28 - В соседней Туве в кургане Аржан 2 в косметический набор включались комки двух красителей — красного и зеленого (Чугунов, Парцингер, Наглер 2004, с. 10). Что касается синей краски, то она в скифское время известна у кочевников Южного Урала: например, в кургане 2/2 у с. Варна на каменном «жертвеннике»-растиральнике находилась костяная коробочка в виде узкого цилиндра с синим порошком внутри (Боталов, Таиров 1996, с. 119).

Ее следы сохранились у умерших обоих полов и разных возрастов в виде полос какой-то минеральной краски темно-малинового цвета (не охры) на лице. В кургане 2 Быстровки 2 полосы краски образовывали на лице женщины надо лбом стилизованный трилистник и знак «V» у висков (Полосьмак 1998а, с. 66–69; рис. 23). Последний тип рисунка представлен и на более поздних согдийских терракотах I-III вв. н.э. (см. главу 2.6). У южных соседей, в Синьцзяне (Загунлук, могила 1) уже в начале скифской эпохи бытовала более сложная раскраска (рис. 62.б). В кургане 1 Ак-Алахи 3 в косметическом наборе представлен в качестве синего красителя местный минерал вивианит (Полосьмак 1999, с. 123)²⁸.

Татуировка (общие проблемы ее изучения см., например: Кон 2003; Медникова 2007)

Пазырыкские татуировки делались накалыванием, при втирании сажи от котла (Полосьмак 2001, с. 231). Вероятно, татуировки носились всеми людьми этой культуры (Молодин, Парцингер, Цэвэндорж 2009, с. 16), но у рядовых она занимала небольшую площадь. Они известны у лиц обоих полов в могильнике Пазырык (курганы 2 и 5) (Руденко 1949, рис. 3, 10, 14; 1953, рис. 80–83; Barkova, Pankova 2005) (рис. 60-60а), женщины в Ак-Алахе 3 и у мужчины в Верх-Кальджине 2 (The Altai Culture 1995, обложка; Полосьмак 2001, рис. 98, в) (рис. 61), у лиц, относящихся как к разным категориям знати, так и к простолюдинам. Они встречены на предплечьях, груди и на голенях (Пазырык), на всей руке (Ак-Алаха) или только на предплечье (Верх-Кальджин). В юго-западных могильниках татуировка обнажалась в теплый сезон, когда одежда приспускалась с правого плеча (Полосьмак 1997, с. 25–26). Сюжеты татуировок — почти только зооморфные (за исключением мелких значков вдоль позвоночника у мужчины в кургане 2 Пазырыка, двуи трилистников, крестиков и т.п. на некоторых пальцах — в Ак-Алахе и в Пазырыке 5). Здесь представлены копытные и фантастические кошачьи, чаще всего — в динамичных позах (бег, подкрадывание, оглядка назад, S-видная поза; последняя, возможно, связана с агонией: Черемисин 2008, с. 7).В Ак-Алахе есть и прямые сцены терзания; в Пазырыке заказчик их избегал. Ф.Р. Балонов рассматривает татуировку в Пазырыке как четырехмерную систему с противопоставлением трех горизонтальных зон, верха и низа, фронтального плана и тыльного. Он полагает, что изображения на голенях и предплечьях были рассчитаны на движения мышц конечностей, при которых они «оживали», перемещаясь вверх-вниз (Балонов 1987, с. 92–93); такую трактовку пока трудно подтвердить.

29 - Леопард «чжу» фигурирует и на петроглифах Горного Алтая (ср.: Кубарев 1998, табл. III, 2).

Весьма важен установленный мною факт, что некоторые мифологические образы на татуировках и «сфинкс» («аримасп») на ковре из кургана 5 в Пазырыке имеют прямые иконографические параллели только в описаниях частично синхронного китайского сочинения «Каталог гор и морей». Барс с большим, спирально закрученным хвостом фигурирует в нем как «леопард чжу»; крылатый тигр — как бог Цюнци; тигр с рогами оленя — как божество-хозяин горных лесов. «Сфинкс» во всех основных деталях соответствует образу полузооморфного бога Луу (что, однако, допускает наличие у него специфической местной прически) (Яценко 1996а, с. 154–158). Эти соответствия объясняются скорее не заимствованиями из Китая, а, напротив, заимствованием китайцами таких образов у кочевых соседей (показательно, что местоприбывание «леопарда чжу» и бога Цюнци локализуется в «Каталоге» на землях северных кочевых варваров)²⁹.

В размещении персонажей на татуировке прослеживаются определенные закономерности. Так, «леопард чжу» в Пазырыке присутствует во всех группах изображений на разных частях тела мужчины в кургане 2 (в кургане 5 – только на предплечье); у обоих умерших в нижнем ярусе «леопард чжу» бросается справа вниз на копытное (кулана или лошадь). На обеих руках (рис. 60) изображены горизонтально по три бегущих копытных: в середине горный козел с клювом орла, хвостом кошачьего и головками грифонов вдоль рогов; в верхнем и нижнем ярусах композиции чередуются горный баран и горный козел (последнее было и у женщины из того же кургана). У женщин в обоих пазырыкских курганах и у мужчины в нижней части рук представлены петухи (рис. 60а, 1-3). На икрах ног мужчин из курганов 2 и 5 Пазырыка видим вертикальное «шествие» горных баранов.

В Ак-Алахе 3 в верхней части предплечья изображен все тот же фантастический «горный козел»,
а ниже размещены сцены терзания оленя и горного барана уже знакомыми нам персонажами — «леопардом чжу» и тигром с рогами оленя; у дамы из Пазарыка 5 здесь же представлно терзание лося тигром с барсом, а также грифоном (рис. 60а, 2). К сожалению, мелкие изображения на пальцах рук сохранились плохо. У рядового мужчины в Верх-Кальджине тот же «козел» украшает правое плечо, в Пазырыке 5 это место занимает тигр.

Крой

30 - Возможно, типологически сходно было захоронение умершего в чужой и более широкой одежде. Так, в одном из ранних могильников Синьцзяна (нижнее течение Кончидарьи, 1979 г.) еще времени энеолита девочка была завернута в большее по размеру и гораздо более широкое платье взрослой женщины (Майтдинова 2003, с. 158). Отмечу, что необычно широкие женские платья иногда встречаются также у раннесредневековых аланов Северного Кавказа (Нижний Архыз — древний г. Магас) (Орфинская 1989, с. 113–114).

Крой пазырыкской одежды в целом трудно назвать экономным — шубы, рубахи и иногда штаны были очень широкими. Последнее могло быть и престижным фактором или иметь магическое значение³⁰. Вместе с тем войлок использовался даже в маленьких обрезках, и знатные лица носили одежду, сшитую в виде мозаики подчас из сотен кусочков (оформленную, впрочем, весьма изящно). Вероятно, это не результат скаредности хозяев (ср.: Полосьмак 1992, с. 53–54), а проявление их своеобразных эстетических вкусов и средство дополнительной магической защиты (как это было, например, у таджиков: гл. 4.3), хотя было весьма удобно и в быту (см. ниже).

Очень характерно широкое применение предметов, простеганных сухожильными нитями. Для прочности простегивались даже ременные пояса, подошвы обуви и меховые подкладки плечевой одежды, причем плотность стежков достигала подчас 20 на 1 см (!). Верхняя одежда обычно сплошь простегивалась очень частыми стежками. То же часто делали с меховой или кожаной подкладкой. Н.В. Полосьмак считает такой прием отчасти магическим действием (там же); однако сплошное простегивание отнюдь не идентично крою из лоскутков, на который она ссылается. Думается, функции такого простегивания предметов костюма были иными — увеличение носкости и эстетические достоинства.

31 - С.И. Руденко предполагал накладные карманы на войлочном кафтане из кургана 3 Пазырыка. В костюме древних ирано-язычных этносов они если и использовались, то очень редко. Ср. предполагаемые карманы штанов «позднескифского» мужчины II–I вв. до н.э. из ящика IX Мавзолея Неаполя Скифского (Погребова 1961, c. 197).

Стан нижней одежды (рубах) кроился с плечевым швом из четырех полотнищ, у мужчин (перед и спинка — из двух вертикально сшитых кусков), как в кургане 2 Пазырыка, и из двух основных вертикальных полотнищ (но с имитацией вертикальных швов полосками тесьмы) у женщин (Ак-Алаха 3) (Полосьмак, Баркова 2005, с. 69). Спинка кафтанов и шуб могла быть цельной (Верх-Кальджин 2, курган 3) или кроиться из трех (Пазырык, курган 3) кусков и более (соболья шуба из кургана 2 и горностаевая из Катанды, с крупными клиньями по бокам) без ластовиц и со слегка присборенным краем рукавов. Конструктивные швы плечевой одежды иногда подчеркивали ремешком или цветной тесьмой. Пришивной подол и широкие боковины редки (последние использованы в кандисе из Катанды, меньшего размера на рубахе из Ак-Алахи); обычно же использовались небольшие (в том числе двойные) треугольные клинья; иногда они заменялись глубокими боковыми разрезами (кафтаны). У ворота кафтанов материал скашивался лишь немного и далеко не всегда, что не типично для большинства иранских народов данного времени; женские платья имели невысокий стоячий ворот, а полушубки подчас - высокий. Использовались небольшие ластовицы, пришивные обшлага, длинные и зауженные ложные рукава³¹. Шубы и полушубки шились на меховой подкладке (последний у мужчины в Верх-Кальджине сшит из сурка, а подкладка — из овчины). Одеяния вроде катандинского «фрака» и полушубки имеют специфическую деталь кроя — выступ на подоле в форме «хвост бобра/выдры» (иногда кроившийся единым куском со спинкой). Позже аналогии ему известны у более северных самодийских народов Сибири; поэтому возникла мысль о заимствовании в их среде (Руденко 1953, с. 208). У самодийцев похожий крой имела ритуальная одежда из цельной шкуры оленя (Равдоникас 1978). На спинке кандиса из Катанды по верхнему краю вшит элемент, который имеет форму фигурной скобки «{»; аналогичный элемент видим на золотых фигурке всадника и поясных пластинах «Охота в лесу» из Сибирской коллекции Петра I, происходящих из соседних районов Юго-Западной Сибири (Завитухина 1990, рис. 1, а-б; 4, а). Следовательно, он характерен для местных племен скифского времени (рис. 61.а, 2).

Штаны шились из четырех частей с квадратной вставкой в шагу, с зауживанием штанин; у мужских разрез спереди закрывался пришивной треугольной деталью. У «золотого человека» из Локтя-4а штаны явно были узкими, конструктивные швы штанин «укрывались» рядом мелких прямоугольных бляшек (так, чтобы они украшали видимую часть штанов от края кафтана до голенищ сапог) (Шульга 2003, с. 70; рис. 37). Юбки кроились из 3–4 горизонтальных полос разнотипных и разноцветных тканей. У сапог и полусапожек подошва и задник шились отдельно, носок присбаривался, иногда имелся треугольный выступ под коленом; ноговицы традиционно кроились из четырех частей. Войлочные сапоги-чулки кроили из трех частей (подошва и двухчастное голенища, у женщин иногда отдельный верхний край), но пережиточно (?) полоской красной тесьмы отделяли и четвертый элементы (как в полусапожках) - головку. Полусапожки могли иметь расширяющиеся раструбом голенища. У носков подошва кроилась отдельно от основного куска войлока. Войлочные башлыки шились из двух сходных кусков.

Силуэт и декоративные принципы

Практически на всех известных мне степных изображениях мифоэпических героев-мужчин античных кочевников мы не находим у персонажей гипертрофированных бицепсов. У героя с войлочного ковра в Пазырыке (Грязнов 1958, рис. 56), на золотых поясных пластинах с сюжетом «Сон героя у дерева» в Сибирской коллекции Петра I (там же, рис. 1), как и на ряде других изображений из Южной и Юго-Западной Сибири, фигура выглядит весьма грацильной.

32 - В алано-осетинском и персидском эпосах неоднократно встречаем, например, эпизод с походом героя в царство демонов, где его хозяин держит пленников (это может быть невеста героя) в крепости, охраняемой сверхъестественными силами. Ее можно взять только с помощью обмана и не без некоторого волшебства. 33 - Ср., однако, у кочевых казахов: «Одежду крои свободнее — можно ушить; железо режь покороче — можно удлинить»; «Узкая одежда износится быстро» (Казахские пословицы 2002, с. 47, 70).

У идеального мужского персонажа в этом регионе очень тонкая («осиная») талия (впрочем, талия заметно выделена на большинстве изображений евразийской Степи); здесь всегда подчеркиваются крупная голова и роскошные усы (см., в частности, кроме персонажа на пазырыкском ковре рукоять ритуального сосуда со всадником из той же Сибирской коллекции: Siberia 2001, No. 80 и обложка). Действительно, в эпосе иранских народов (в отличие, например, от тюркских) физическая мощь героя часто не подчеркивается при описании его внешности. Он побеждает не только мускулами и боевым искусством, но и интеллектом. Это неизбежно: его врагами зачастую выступают демоны и могущественные колдуны, которых нельзя сломить физической силой в честном бою³². См. также реконструкцию, с учетом и совокупности изображений Саяно-Алтая, облика воина из деревянного сруба 26 могильнике Сулуг-Хем I (Тува) (рис. 61.а).

Плечевая одежда кроилась очень широкой, что на первый взгляд весьма неэкономно33 [ср. «огромные размеры одежды (плечевой. — С.Я.) пазырыкцев вызывают удивление»: Полосьмак 1997, с. 13]. Широкими иногда были и штаны, однако они заправлялись в обувь. Напротив, высокая обувь обычно шились узкой. Сложные скульптурные украшения головного убора, причудливые парики, длинные свисающие фигурные концы пояса и выступы подола в виде «бобрового хвоста» в сочетании с весьма свободной (несмотря на опоясывание и узкие рукава) и подчас носимой внакидку плечевой одеждой делали пазырыкский костюм достаточно далеким от контуров человеческого тела.

У большинства «пазырыкцев» одежда была полуприлегающей, у женщин не привлекалось внимания к бедрам и груди, зрительный акцент делался на головном уборе, прическе и поясе. То же можно сказать спустя 2,5 тысячи лет об «этнографических» алтайцах (Алексеева 2008, с. 18).

Благодаря хорошей сохранности органических материалов в «вечной мерзлоте» даже случайно дошедшие до нас и фрагментированные предметы костюма из разграбленных курганов Пазырыка IV–III вв. до н.э. производят сильное впечатление трудоемкостью изготовления, богатством орнамента и яркостью цветовой гаммы. Видимо, на украшение одежды и других изделий была направлена значительная часть творческой энергии этого воинственного народа.

34 - В соседней Туве в более раннее скифское время (VIII–VII вв. до н.э.) широко использовалась сплошная обшивка одежды бисером из бирюзы: таковы остатки обшивок в могиле 2/1 Аржана-1 (Грязнов 1980, с. 21).

Обкладка различных вещей золотой фольгой (изредка серебряной, медной или оловянной) распространена и в могилах рядовых лиц, что весьма необычно для иранских народов древности. Последнее могло объясняться обилием золотых приисков у соседей воинственных пазырыкцев, а в отдельные периоды также наличием конфликтов на путях торговли золотом, когда оно оставалось на Алтае (ср., например: Киселев 1951, с. 358 и сл.). Бляшки из золотой фольги у пазырыкцев подчас расписывались красной краской, как и находки из кургана Шибе (там же, с. 336). Аналогичная традиция известна у саков Семиречья (головной убор из кургана Иссык). При изготовлении («строении», как сказали бы на Руси) парадной одежды знати мастерицы часто стремились создать иллюзию сплошного золотого покрытия путем наклеивания сравнительно большими площадями на кожаную основу фигурных листочков золотой фольги, зубчатых полосок с золотой фольгой, обшивкой бусами из пирита³⁴. Как правило, по бортам женских шуб и полушубков (Пазырык, Ак-Алаха: рис. 48, 2-3; 55, в) или по вороту платья (Ханкаринский дол: рис. 57, 4) нашивался рад бляшек ромбовидной или близкой к ромбу формы. Так же, видимо, использовались бляшки в нарушенных курганах 1 и 3 в Балык-Сок-1: Кубарев, Шульга 2007, рис. 3, 7; 4, 3-5). Мужской кафтан из Локтя-4 украшался бляшками прямоугольной формы (Шульга 2003, рис. 37). Реже (и часто в сочетании с золотом) использовалось «серебряное» покрытие (оловянная фольга, нанизанная кусочками вокруг сыромятных ниток) и медное. Иногда из кости вырезались нашивные бляшки со сложными сюжетами, имитирующие изображения на золотых образцах и даже бортик по их краю (ср. в Берели: Самашев и др. 2000, фото на с. 39).

У мужчин-воинов известно покрытие типа «чешуи» (подчас разноцветное) или из стилизованных перьев (кандис из Катанды, головные уборы типа 3 и др.) (ср. кафтан из Иссыка в Семиречье). Подобный декор одежды знатных воинов документируется и в эпических сказаниях тюркских народов (Айдаркулов 1979, с. 154).

35 - На деревянной доске перекрытия могильной ямы в ограбленном комплексе Берели обнаружены также отпечатки двух небольших ромбовидных композиций из бисера (см.: Самашев, Мыльников 2004, рис. 86).

Видимо, еще более было распространено сплошное покрытие отдельных предметов очень сложным ажурным орнаментом, образованным накладными полосками с фигурными прорезями, надрезами и крашеными сухожильными нитями, без дальнейшего накладывания по их контуру золотой фольги (рис. 48, 1; 50-53; 57, 3; 59, а-б). Известны ажурные накладные композиции из бересты и цветного войлока. Некоторые предметы поясной одежды и обуви изготовлялись в стиле меховой мозаики из сотен разноцветных прямоугольных кусочков. Неоднократно встречено оформление краев одежды и швов красной тесьмой или тканой полоской. Плечевая одежда иногда расшивалась сплошными длинными низками бирюзового бисера (в Берели они образуют узор из свисающих «языков пламени», как на пелеринах из Аржана 2: Самашев и др., 2000, фото на с. 26, и, возможно, так же украшали именно пелерины)³⁵.

В одном случае шуба в Верх-Кальджине 2 декорировалась на спинке окрашенными пучками конского волоса и кожаными аппликациями. Ворот и «погоны» были украшены широкой (15 см) полосой из шкуры черного жеребенка. Тот же материал украшал обшлага. На другой шубе по диагонали шли два параллельных ряда кусочков окрашенного в синий меха с подвешенными пучками из конского волоса красного цвета (рис. 51).

Наиболее популярными зооморфными мотивами в костюме пазырыкцев были изображения оленя и коня (головные уборы), петушков и ряда голов грифонов.

36 - Аналогии описанным выше изделиям см., например: Краски земли Дерсу, 1982, с. 85, 89, 91, 94, 101. Красочность ряда пазырыкских изделий пока не имеет соответствий среди других иранских этносов древности, у которых в костюме из погребений господствуют различные оттенки красного цвета. Однако думать, что в одежде господствовал именно красный цвет, а черного пазырыкцы «избегали» (ср.: Полосьмак 2001, с. 141), в настоящее время нет оснований. 37 - Читателя может удивить подобное желание исказить вид драгоценного для европейцев меха соболя. Но следует помнить, что местные жители ценили этот мех гораздо меньше импортных и что, например, к моменту прихода русских в Восточную Сибирь многие тунгусы (эвенки) наклеивали соболий мех на поверхность лыж (Туголуков 1969, с. 15). В Пазырыке мех соболя иногда выделан как обычная замша с потерей ворса.

Цветовая гамма пазырыкского аристократического костюма была весьма разнообразной и яркой, в ряде случаев более всего напоминая костюм малых народов Приамурья³⁶. Преобладали три цвета — красный, белый и синий, часто в сочетании основных белого и красного [распространены также сочетания цветов: красный (синий) с желтым (коричневым)], реже (для декоративных полос) использовались черный и зеленый цвета. Подчас на одном изделии небольшого размера сочетаются четыре-пять указанных цветов. Особенно любим был красный, составляющий в разных комплексах от 50 до 70 % (Полосьмак и др., 2006, с. 200). Многие предметы костюма (головные уборы типа 1 и деревянные обручи — детали таких уборов, рубахи, штаны, юбки, полусапожки, детали пояса) были только красного цвета. Пазыркцы старались окрасить в него и импортные (в частности китайские) ткани (Царева 2006, с. 238). Природный цвет дорогих мехов иногда предпочитали менять, окрашивая его в синий, красный или зеленый37; иногда мех покрывали шелком (нагрудник из Катанды). В Верх-Кальджине пучки конского волоса на спинках шуб окрашивали в красный цвет.

Эстетический идеал этноса

Он особенно ярко отражен на изображениях конного героя и богини на ковре из кургана 5 в Пазырыке, который пока нет оснований считать импортным (Руденко 1953, табл. XCV) (рис. 47). У обоих персонажей слегка вытянутая голова, маленькие глаза и рот, подчеркнуты тонкие брови при выступающих надбровных дугах, довольно крупный мясистый нос, длинные и тонкие руки и ноги. Очень малы кисти рук с миниатюрными пальцами. Ворот одежды плотно облегает шею. Прическа оставляет открытыми уши. У мужчины бритое лицо, завитые кверху толстые усы (как и у «грифона» — бога Луу на фрагменте другого ковра, пришитого к нашему), очень узкая талия. Широкие одежды, известные среди находок Пазырыка, здесь не представлены. Большинство этих деталей трудно свести лишь к приемам стилизации изображения мастерицей, изготовившей ковер.

ниже - иллюстрации к данному параграфу книги

Иллюстрации к параграфу