ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В книге, с которой ознакомился читатель, впервые в мировой науке предпринята попытка дать по единой программе комплексный (в том числе сравнительный) анализ одежды одной из наиболее крупных человеческих общностей древности и раннего средневековья, использовавшей при этом эффектный и обильно документированный костюм. При такой постановке вопроса выбор для исследователя на деле очень невелик, и он вполне естественно пал на ираноязычные народы Евразии, исследованию костюма которых автор посвятил около 30 лет. Действительно, материал по ним можно считать эталонным для изучения костюма ранних доиндустриальных обществ благодаря уникальному сочетанию факторов: обширности занимаемой ими территории, большому числу этнических групп, значительному политическому и культурному влиянию, большому разнообразию форм одежды, сложности и роскоши ее декора, обилию сохранившихся изображений и письменных источников.

Базой для наиболее важных выводов стала достаточно полная реконструкция (в том числе графическая) состава 13 важнейших этнических костюмных комплексов, бытовавших в общей сложности в течение примерно полутора тысячелетий (VII в. до н.э. — VIII в. н.э.) на территории, примерно равной Европейскому континенту. Методология и конкретные методики исследования в значительной степени уточнены или самостоятельно разработаны автором.

В связи с чрезмерным обилием и разнообразием мелких аксессуаров исследование общеиранских особенностей и тенденций развития было ограничено материалом собственно одежды. В условиях дефицита данных о крое силуэт и система декора являются надежными и достаточно репрезентативными источниками, позволяющими решить поставленные нами задачи. Некоторые результаты такого исследования были труднопредсказуемы: не секрет, что многие давно тиражируемые в научной и популярной литературе выводы по истории костюма доиндустриальных обществ, считающиеся едва ли не аксиомой, в действительности были сделаны на весьма ограниченном (во временном и территориальном отношении), фрагментарно документированном или неточно иллюстрированном материале.

Костюм древних ираноязычных этносов исследовался прежде всего на основе строгого отбора наиболее полно сохранившихся и документированных материалов погребений и изображений. Применительно к доисламской эпохе истории иранского мира в целом оказалось оправданным рассмотрение материалов по этнолингвистическому принципу, а не по региональному: такой, несколько неожиданный ракурс позволяет гораздо полнее представить как исходное костюмное единство протоиранцев, так и последующие активные культурные и политические связи родственных народов (при явном доминировании собственно Ирана). Согласно базовой гипотезе, изучались в первую очередь этносы, дающие большие костюмные серии, а их материалы сопоставлялись в рамках крупных исторических периодов (ахеменидо-скифское и парфяно-сарматское время, сасанидское время и раннее средневековье). Такой подход позволил более полно выявить воздействие Иранской державы на родственные народы и следы недавних миграций кочевых этносов, связи в данном аспекте с другими культурными общностями и уточнить характер эволюции и преемственности в одежде отдельных ираноязычных народов.

Полевая фиксация и описания остатков древней одежды в погребениях дают основной объем информации по многим этносам и археологическим культурам. Однако их состояние в странах СНГ на сегодняшний день нельзя признать удовлетворительным, что во многом объясняется отсутствием детально разработанной единой полевой методики. Автором сформулированы некоторые предложения на эту тему (см. Приложение).

Анализ изобразительных материалов по древнему костюму сегодня также нуждается в серьезном методическом обосновании, так как, вопреки господствующему мнению, на изображениях далеко не «всё очевидно», и информация, получаемая на их основе по конкретному этносу в целом, обычно бывает крайне ограниченной и искаженной. Принципиально важны тщательный отбор изображений и обоснованное во Введении особое «аналитическое» иллюстрирование.

Иноэтничные письменные источники, за исключением редко встречающейся путаницы, оказываются весьма достоверным и информативным источником по костюму. В частности, изучение наиболее обильно документированных античными авторами сведений по костюму Ахеменидской державы в сопоставлении с изобразительными материалами позволяет предложить новое аргументированное решение проблем соотношения мидийских (по Ксенофонту, Плутарху и Страбону) и персидских элементов в придворной одежде первой «мировой империи».

Изображения представителей ираноязычных народов в таких развитых инокультурных изобразительных традициях, как раннеклассическая греческая, китайская периодов династий Хань и Тан, позднесогдийская, неожиданно продемонстрировали во многих случаях гораздо более высокую этнографическую точность передачи иноземного костюма, чем принято думать. Элементы стилизации в целом весьма незначительны. Так, изображения аттической вазовой живописи рубежа VI–V вв. до н.э. подтверждают версию о присутствии контингента «раннескифских» воинов в Афинах, а анализ фигур варваров более поздней (после 490 г. до н.э.) вазописи выявляет наличие большой группы достоверных изображений персов. Этот факт, как и комплексное обобщение сведений по костюму базовых этносов иранского мира, создает широкие возможности этнокультурной атрибуции многих слабоизученных ныне памятников. (До сих пор из-за отсутствия единого полного и систематизированного описания костюма тех или иных древних народов атрибуция древних изображений была во многом гадательной.) Например, удалось выявить серии достоверных образов персов эпохи Сасанидов и согдийцев в искусстве ряда стран.

Для изучения эволюции костюма наиболее ценным можно считать материал двух древних ираноязычных стран — Ирана и Хорезма, где костюм без больших лакун документирован в течение всех трех периодов. Костюм отдельных иранских народов характеризуется не только яркой этнической спецификой, но и весьма динамичным развитием в течение коротких периодов (на территории собственно Ирана в наибольшей степени женской одежды), что не соответствует распространенным утверждениям о «консерватизме» костюма традиционных обществ ряда изучаемых регионов.

Создается впечатление, что чаще всего желание максимально регламентировать одежду и прическу и радикально ее менять возникало в периоды заметных перемен, реформ в стране или при смене этнического доминирования. Не случайно в том же Иране наиболее яркие костюмные инициативы часто исходили от основателя новой династии (Кир II, Арташир I). В этих случаях новый облик костюма считался, видимо, наиболее наглядным, скорым и относительно дешевым воплощением, своего рода символом новшеств в государстве. Неудивительно поэтому, что одежде зачастую придавалось больше значения, чем изменениям в экономике или политическом строе. Нашим же современникам зачастую трудно понять, почему уделяли столь большое внимание новшествам и унификации обыденного и форменного костюма горожан Петр I и Павел I (см., например: Флиер 2000, с. 286–287) и изгнавший монголов из Китая император-крестьянин Чжу Юаньчжан, а также Гитлер, Ататюрк и многие другие правители, проводившие бесконечные реформы во многих областях жизни своих стран.

¹ Вспомним хотя бы «невинную» попытку одного из просвещенных министров испанского Карла III, итальянца по происхождению Эскилаче, запретить в 1767 г. ношение любимых испанцами широкополых шляп и широких плащей. Это привело к большим беспорядкам, отставке министра и вскоре — к изгнанию из страны иезуитов. Вспомним также, какое недовольство у русских горожан вызвали «костюмные» указы Петра I и Павла I.

Разумеется, подобные весьма частые и масштабные перемены по инициативе сверху были возможны при достаточно авторитетном правлении и во вполне традиционном обществе; к тому же эти «реформы» обычно явно не касались рядовых подданных. Иначе зачастую обстояло дело в Новое время¹. В костюмных переменах в Иране трудно обнаружить какую-либо четкую закономерность: большую активность в сфере моды мог проявлять и государь, правивший десятки лет, и мимолетный гость на троне; как сильный характером и имеющий большой авторитет в стране, так и слабый, зависящий от внешних обстоятельств. Что касается индивидуальной вариативности тех или иных форм одежды в рамках этноса, то создается впечатление, что наиболее специфичен был каждый раз декор самых крупных ее предметов — верхней (парадной) плечевой одежды (она же наиболее часто служила подарком и сравнительно слабо изнашивалась), в то время как облик мелких аксессуаров, связанных с магической защитой волос прически и головных уборов, обычно регламентировался в большей степени.

В течение трех изучаемых хронологических периодов на развитие этнических костюмных комплексов ираноязычных народов оказывали влияние весьма несходные факторы. В ахеменидо-скифское время наблюдается расцвет кочевого иранского мира, и огромные территории подпали под влияние (в том числе костюмное) первой в истории человечества «мировой державы» Ахеменидов. Следующая, парфяно-сарматская эпоха была менее благоприятна для иранского культурного мира, и на развитие костюма повлияли прежде всего усиление миграций, интенсификация международной торговли и создание системы мировых держав от Рима до Китая. Третий период (сасанидское время и раннее средневековье) ознаменовался сокращением территории иранского мира, тюркским, китайским и арабским наступлением на него, а внутри его — значительным воздействием культуры сасанидского Ирана.

Рассмотрение общих предметов костюма народов ахеменидо-скифского времени помогает ретроспективно реконструировать костюм протоиранцев. Однако это еще не позволяет уточнить их прародину, а общие «праэлементы» пока фрагментарно представлены на огромной территории от Западного Китая до Украины. Элементы иранского костюма на изображениях в современном Западном Иране в X–VII вв. до н.э. малочисленны и не свидетельствуют о сколько-нибудь заметной культурной роли этих племен в регионе в период их проникновения. Ахеменидо-скифское время (прежде всего VI–V вв. до н.э.) было решающим для оформления костюмных традиций племенной элиты ираноязычных этносов.

Комплексный анализ одежды как одного из важнейших этнических показателей помогает уточнить районы прародин целого ряда народов: ранних скифов (Западный Туркестан), «классических» скифов (Южная Сибирь и Синьцзян), пазырыкцев Алтая (Синьцзян), юэчжей (район Ганьсу, что подтверждает сведения китайских источников), племен раннеи позднесарматской археологических культур (соответственно территорий, примыкавших к владениям юэчжей или кушан Бактрии).

Для всех 13 изучаемых этносов и соответствующих периодов их развития выявлены основные декоративные принципы оформления одежды и отраженный в костюме эстетический идеал этноса; выяснены их заметные различия для каждого из периодов, даже у этносов с весьма устойчивой и консервативной культурой, т.е. их определенная эволюция. За исключением раннесредневековых тохаристанцев, это сделано впервые.

Для иранского мира можно выделить несколько видов костюмных контактов внутри его и с иноэтничными соседями. Наиболее важные из них были связаны с воздействием различных династий основной державы в рамках этой общности — Ирана, с последствиями миграций ираноязычных кочевых этносов, с влиянием греческих колонистов и эллинистических монархий, а также с культурными контактами в пределах Шелкового пути. Из кочевых ираноязычных этнических массивов наиболее явное воздействие на соседей оказали скифы-сколоты и сармато-аланы. Влияние таких неиранских держав, как Хунну, Римская империя, Китай, Тюркский каганат, сказывалось прежде всего в распространении аксессуаров, реже — причесок и лишь в исключительных случаях (тюрки) — элементов собственно одежды (детали оформления халатов и сапог).

Обобщение материалов по древним ираноязычным этносам в сопоставлении с наиболее архаичными традициями их этнографически исследованных потомков позволяет уточнить некоторые представления о знаковых функциях костюма. Выясняется, что недавние этнографические материалы в целом не противоречат археологическим. Ключевые возрастные обряды связаны с возрастом 1 и 3, 12–14 лет для девочек и 3, 10–12 и 15–16 лет для мальчиков. У мужчин особый статус имели пояс и головной убор, у женщин — шапочка/покрывало и платье.

Обобщенный анализ иранских материалов позволяет также охарактеризовать специфику одежды не только аристократии, но и простолюдинов, у которых она обычно силуэтно более проста и функциональна, почти лишена декора, сшита из дешевых тканей и подчас дольше сохраняет архаичные элементы, и особенности комплексов женщин-воительниц: оригинальные головные уборы, платья с глубокими разрезами подола.

Большой объем информации касается использования костюма в системе погребального ритуала. Для иранского мира особенно характерны помещение части элементов костюма вне тела умершего, их частичная символизация и неполный набор, изъятие одной из парных деталей, иногда особая цветовая гамма, связанная с символикой Нижнего мира (красная). Выясняется, что господство белого цвета в качества траурного не было абсолютным, а грабители могил порой предпочитали не трогать дорогие, но наиболее сакрально значимые предметы.

Приведенные выводы, основанные на реконструкции «этнических» комплексов одежды иранских народов трех изучаемых периодов и их компаративном анализе с привлечением этнографических данных, существенно уточняют панораму истории мирового костюма эпохи древности и раннего средневековья, выявляют ряд новых важных закономерностей контактов и эволюции в этой сфере культуры. Все это желательно учитывать при исследовании этнои культурогенеза, культурных контактов, политической истории и развития искусства Центральной Азии, Ближнего Востока и Юго-Восточной Европы соответствующих периодов.

Москва

21.12.2005