С.А. Яценко
НЕСКОЛЬКО НАБЛЮДЕНИЙ О КОСТЮМЕ РАННИХ ТЮРКОВ
НА ИЗОБРАЖЕНИЯХ
// Тюркологический сборник 2011-2012. М., 2012 (В печати)
Важные данные по костюму ранних тюрков VII-X вв. содержатся на наскальных рисунках Центральной Азии – от гор Монгольского и Русского Алтая и Тувы до Кыргызстана и Средней Сырдарьи (впрочем, в ряде случаев отнесение их именно к раннему периоду тюркской истории проблематично). Однако, при количественном обилии таких композиций, детализованных и реалистичных в плане передачи костюма среди них очень мало. Весьма информативны также изображения на монетах Чача (Ташкентский оазис) VII-VIII вв. [см., например: Шагалов – Кузнецов, 2006; Babayar, 2007] и огузов Нижней Сырдарьи 2-й четверти IX в. н.э. [Гончаров – Настич, 2012], на ряде металлических изделий с территории Хазарского каганата. Костюмные данные по ним пока не обобщены[1].
Между тем, они могут существенно дополнить мои выводы, полученные по хорошо датированным памятникам китайских согдийцев 2-й пол. VI в. н.э. и китайских раннетанских погребальных терракот VII-VIII вв. [Яценко, 2009], по росписям середины VII в. в Зале Послов в Самарканде [Yatsenko, 2004], а также по ранним изваяниям [см., например: Кубарев, 1984; Баяр – Эрдэнэбаатар, 1999; Ермоленко, 2004], и наблюдения Г.В. Кубарева по остаткам подлинных одежд в погребениях [Кубарев, 2006: 26-56; ср. Кубарев, 2000: 81-88]. К сожалению, они дают информацию почти исключительно по мужскому костюму. Тюркский этнографический облик иногда имеют персонажи на согдийских [Яценко, 2006: 239, 240, 282] и ранних венгерских изображениях [Бокий – Плетнева, 1988, рис. 5, 1] (что связано с восприятием собственно престижных элементов костюма, и для вторых также с заимствованием тюркской иконографии). Выясним вначале, какие именно из многочисленных деталей силуэта, кроя и декора элементов костюма при этом подчеркивались. A priori можно предполагать, что костюмные акценты на тюркских петроглифах могли быть иными, чем в официальной придворной живописи (Самарканд/Афрасиаб) и на монетах, в китайском искусстве: ведь на наскальных рисунках часто отражены преставления и ценности рядовых, незнатных кочевников.
Первое отличие, бросающееся в глаза при сопоставлении петроглифов и монет с парадной живописью жилых залов и погребальных лож: явный акцент на облике головы портретируемых. Наиболее значимой для создателей произведений и зрителей деталью на разнотипных изображениях здесь можно считать головные уборы и прическу (считавшиеся вместилищем души и важнейшим отличием взрослого мужчины). Среди уборов самая популярная форма – конус: высокий (рис. 1: 2-3,7) и более низкий от Семиречья до Средней Сырдарьи (рис. 1: 1, 4, 5). Иногда его нижний край подогнут и имеет разрез (образуя околыш) (рис. 1: 4 нижний). Такой убор делался как из плотного войлока (такие изображения головных уборов со стоячим верхом известны в Семиречье и более восточных районах), так и из более мягких тканей (рис. 1: 1; 6: 7). Другой широко бытовавший тип головного убора – шапки-ушанки (на изображениях их наушники обычно торчат вбок и вверх) – представлен и в Российском Алтае (Туэкта), в Туве и в Семиречье (рис. 2: 1-3).
На территории Хазарского каганата на бляшках неоднократно (Салтовский, катакомба 40; Субботица, могила 2) изображались диадемы из ткани с длинными свисающими концами (рис. 3: 3-4). В Центральной Азии диадемы имеют надо лбом изображение луны (монеты наместников-тудунов Чача) или трилистника (бронзовая статуэтка всадника из-под Минусинска) (рис. 3: 1, 5). Они намного скромнее по декору, чем короны великих каганов, таких как Бильге каган, похороненный в 735 г. [Bahar, 2002] (рис. 3: 6). Шапка в форме низкого цилиндра представлена и на монетах Чача (группа 6, тип 3, тудун Сатачари или Сатак)[2] и у богатыря на хазарском ковше, найденного в Коцком городке на Оби (рис. 2: 4-5).
Остальные типы известны по единичным изображениям: шляпа с широкими полями (Цаган Сала IV в Северо-Западной Монголии) (рис. 4: 1) и с узкими (рис. 4: 3), тюбетейка (Кыргызстан) (рис. 4: 4), убор с широким выступом на затылке и с отверстием на макушке для продевания кос (костяное изделие VII в. из с. Хырлец в Западной Болгарии) (рис. 4: 5). Очень интересна шапка одного чачского правителя, на затылке которой прикреплена, видимо, гротескная антропоморфная маска (рис. 4, 2). Ташкентские нумизматы без достаточных оснований считают ее реминисценцией шлема со слоном у правителей на монетах Греко-Бактрии. Головной убор воина-знаменосца мог украшаться двумя длинными вертикальными перьями (?) (рис. 4: 6). Иногда во время особых ритуалов обнаженные мужчины, вероятно, выступали в масках священных для тюрков волков (исходно тотемных, судя по текстам Чжоушу и Бугутской стелы [Кляшторный – Лившиц 1978: 57] и более поздним материалам) (петроглифы в Жунглышеке I на Средней Сырдарье) (рис. 4: 7).
Видимо, самой распространенной прической знатных мужчин были несколько длинных кос, соединенных в верхней и нижней части (рис. 5: 1; 8: 2). Реже они соединялись только книзу (рис. 8; 9: 6 с) или только вверху (рис. 5, 2). В редких случаях длинные косы разделялись на два пучка по сторонам головы (старик на пряжке пояса из венгерской могилы в Субботице, Кировоградская обл. Украины) (рис. 5: 3). Весьма популярно было и ношение нескольких коротких кос (рис. 5: 4; 6: 2).
Иногда пряди длинных или коротких волос зачесывались в стороны, оставляя на лбу небольшой узел (монеты Чача, группа 2, типы 4-5; группа 3, тип 1) (рис. 5: 7). Изредка пряди волос навевались на вертикально поставленный гребень (?), как у воина-копейщика в монгольском Цаган Сала II (рис. 5: 6). Отдельный длинный чуб на бритой голове был, видимо, очень редким вариантом (он представлен лишь на изваянии из Таарбола у Ариг-Бажи в Туве [Евтюхова, 1952: 82, рис. 18]; лишь в единичных случаях он известен и у кочевников Казахстана в скифское время и у ранних венгров [ср. Ермоленко – Курманкулов, 2011]. У простолюдинов короткие волосы зачесывались назад (рис. 5: 5). Если бородка встречается лишь эпизодически, то длинные, узкие и почти горизонтальные усы изображались очень часто. У знатных людей они были, вероятно, были предметом гордости и тщательного ухода. С рубежа VII-VIII вв. некоторые тюркские группы распространили, по мнению Л.Н. Ермоленко, моду на ношение, наряду с усами, миниатюрной, едва намеченной бородки под нижней губой, которую она считает престижной [Ермоленко – Курманкулов, 2012: 107]; однако она представлена, прежде всего, на изваяниях.
Лишь в редких случаях на изображениях детали кроя подчеркивались линиями на кафтанах и штанах, как это было в Ешкиольмесе (рис. 6: 6), или только на штанах (Тарский в Осетии, катакомба 6) (рис. 3: 2). Длинные халаты (вероятно – с боковыми разрезами) обычно изображаются у пеших персонажей (ср., однако, всадников в Орта-Сарголе, Тува) (рис. 6: 1). У них подчас бывает глубокий запах налево (рис. 6: 5). Те халаты, которые носились внакидку, явно были приталенными (Кульджабасы в Семиречье) (рис. 6: 4). Глубокое запахивание налево отмечено у них лишь изредка (в том же Семиречье). Чаще видим более короткие кафтаны – от колен и выше. Иногда на них прорисовывались растительные или геометрические узоры текстиля (ковш из Коцкого городка; Цаган-Сала II в Монголии) (рис. 2: 4; 5: 6). Талия (часто очень узкая) подчеркивалась поясом (рис. 6: 2-3, 5); гораздо реже сильно выделялись и плечи (рис. 5: 1-2) (в Хырлеце в Болгарии они украшены оплечьем-пелериной). Узкая талия была важным элементом красоты кочевого мужчины-воина начиная уже со скифского времени [см. в конце параграфа 1.3: Яценко, 2011]. Гораздо реже (у простолюдинов) талия практически не подчеркивалась (рис. 5: 5).
Два лацкана по бортам коротких или длинных распашных одеяний впервые отмечены во II-IV вв. на терракотах из ираноязычного Хотана (Синьцзян), затем в соседнем оазисе Куча. У тюрков Великого Каганата (551-603), документированных на китайских изображениях, их еще практически не носили [Яценко, 2009]. Но с VII в. тюрки стали активными распространителями одежд с двумя лацканами [Яценко, 2006: 252-253, 282-283], хотя они редки на изображениях территории самого западного Хазарского каганата. Показательно, что, когда на серебряных монетах старой хорезмийской схемы Джабуя – правителя огузов Нижней Сырдарьи во 2-й четв. IX в. – появляются новые элементы костюма у т.н. «хорезмийского всадника на реверсе, отражающие уже местную тюркскую реальность, то это именно кафтан с двумя небольшими лацканами (и пуговицами из ткани на их концах) (рис. 6: 7). (Еще один элемент, символизирующий тюркский костюм на поздних огузских монетах этой серии – массивная гривна вместо прежнего ожерелья). Длинные нераспашные верхние одеяния (видимо – с боковыми разрезами подола) надежно документированы в урочище Абаджай на реке Чаганке в Российском Алтае; на груди воинов нашито по две квадратных вставки из ткани (?)[3] (рис. 7: 1-2).
Мужские штаны часто носились навыпуск; иногда они были расклешенными (Ешкиольмес, Субботица) (рис. 3: 4; 9: 5). Известны и изображения сплошь простеганных штанов, подобных носившихся пазырыкцами (Российский Алтай) (рис. 5: 2). Из типов обуви представлены примерно в равной мере полусапожки (низкие сапоги) и туфли (рис. 8). В отличие от статуй и стенных росписей, на петроглифах мы видим очень мало достоверных изображений высоких сапог (рис. 8: 1-2). В контексте китайских изображений ранних тюрков низкая обувь была, вероятно, более престижной [Яценко, 2009]. В Российском Алтае носились туфли, подчас - с высокими чулками (река Чаганка) (рис. 8: 10). На хазарском реликварии из Талового II на Нижнем Дону видим туфли с удлиненными носками и выступом-язычком у подъема, а у всадника из Монголии (Цаган-Сала IV) длина носков обуви доходила до 30 см (рис. 8: 9; 4: 1).
Женский костюм редко изображался в деталях. На одном из петроглифов Семиречья представлен силуэт дамы, держащей за руку ребенка (рис. 9: 2). Она в коротком кафтане и в широких штанах, носимых поверх обуви. Видимо, неширокое приталенное платье до пят представлено на девушке в сцене ее похищения двумя всадниками в Сыын-Чюреке (Тува) (рис. 9: 3). Халат богини Умай без лацканов (на валуне из могилы 16 в Кудырге) декорирован горизонтальными полосами орнамента, вероятно – растительного (рис. 9: 1). Эта одежда застегнута в верхней части пуговицей, возможно - на цепочке. На костяной пластине из женской могилы в Суттуу-Булаке (Кыргызстан) халат женщины с двумя лацканами также крепится застежкой в верхней части груди [Худяков – Табалдиев – Солтобаев, 1997, рис. 2].
Головной убор аристократки с тремя крупными треугольными выступами мог выглядеть и как узкая диадема с каким-то чешуйчатым покрытием (Умай из Кудырге); вероятно, небольшая высота основной части убора объясняется схематизмом изображений. Документируется и более массивный трехрогий убор (супруга наместника-тудуна на монетах в Чаче) (рис. 9: 4). На более детальных изображениях нижний край убора, как и края рогов, украшены полосками зубчиков. У богини Умай и ее спутницы (как и у дамы на пластине из Суттуу-Булака) подчеркнуты тонкие сросшиеся брови и широкое, овальное лицо (рис. 9: 1). На ковше из Коцкого городка в сцене борьбы двух воинов изображена, как мы полагаем, дева-богатырша (рис. 9: 5). Ее костюм, как это часто бывало у кочевых народов, практически не отличается от мужского [Яценко, 2006: 340-341]: ее пол определяет лишь прическа (две сравнительно короткие, но толстые косы заправлены для борьбы за ворот кафтана)[4]. Важным атрибутом ранга правительницы было, вероятно, золотое колье с подвеской внизу (чачские монеты группы 2, тип 5). Умай в Кудыргэ, похоже, носит полусапожки с загнутыми носками.
В редких случаях на изваяниях раннетюркского типа изображались не этнические тюрки, а представители других народов. Очень интересна в этом отношении статуя, обнаруженная в 2010 г. в аймаке Завхан, Северо-Западная Монголия, Ю.И. Ожередовым [Ожередов, 2010: 257-264] (рис. 10). Показательно сочетание широкого лица (близкого к квадрату) с широкими зрачками и с уникальной (не известной у для ранних тюрков) прической волос с завивкой по нижнему краю. В Центральной Азии того времени такая прическа встречается только у двух народов - активных, торговых, и занимавших заметное место в этот период как в Китае, так и в Каганатах, причем - только у мужчин. Это тохаристанцы [Яценко 2006, рис. 189: 23-24] и согдийцы. Точнее, у последних на родине ее пока не обнаружена, но среди китайских согдийцев она известна у лиц сравнительно низких рангов - слуги и погонщика каравана [Яценко, 2009: табл. 27 и 39]. Вероятно, это статуя мужчины-согдийца. Интересно на ней и ожерелье с 7 бусинами (священное число). В находке из Завхана нет ничего удивительного. Уже общепризнано участие согдийцев в изготовлении серии ранних тюркских статуй, чему посвящена специальная статья [Hayashi 2006: 245-260].
В целом облик костюма на петроглифах, монетах и на предметах торевтики выглядит во многих деталях иначе, чем на каменных изваяниях и на стенных росписях. Причины этих различий кроются в ином отборе персонажей в связи с разным назначением артефактов и композиций (например, в сценах охоты на петроглифах это часто могли быть рядовые мужчины). Кроме того различия отчасти объясняются особыми приемами работы с разными материалами. На каменных изваяниях, согласно Л.Н. Ермоленко, вероятно, первоначально имелась дополнительная окраска ряда важных деталей [Ермоленко, 2007] (которая практически почти не сохранилась и остатки которой никогда специально не исследовались) [ср. примеры исследований древних каменных рельефных изображений современными технологиями: Nagel – Rahsaz, 2010].
Еще один интересный сюжет – сопоставление облика костюма ранних тюрков и предшествовавших им по времени (и живших к северу от их синьцзянско-монгольской родины) племен таштыкской культуры. От нее сохранилась важная серия детализированных гравировок, где передаче деталей костюма часто уделяется большое внимание [см., прежде всего: Грязнов, 1971; Подольский, 1998; Азбелев, 2009; Панкова, 2005; 2011; 2012]. С.В. Панкова приходит к выводу о тюркоязычности таштыкцев – во многом на основе близости их мужских причесок и наличию в их искусстве серии синьцзянских параллелей [Панкова, 2011: 25-26]. К сожалению, все основные, яркие элементы таштыкского костюма как важнейшего этнокультурного показателя это предположение пока не подтверждают. Скорее наоборот: они явно уникальны и не имеют близких аналогов у ранних тюрков, сменивших таштыкцев. Речь идет у мужчин о более коротких, чем у тюрков, соединенных вместе косах (в том числе тех, в которых пряди соединены у затылка и на конце), об отсутствии акцентировки усов, об очень коротких стрижках под горошок (в скобку), о низких и довольно широких конических шапочках. У таштыкцев, в отличие от ранних тюрков, тщательно подчеркиваются выступающие края подола коротких кафтанов и, напротив, не подчеркивается распашной характер верхней одежды (это трудно объяснить лишь господством у первых профильных изображений). Для таштыкских женщин специфичны прически китайского типа с фигурными чехлами на макушке в виде ленты Мебиуса (иногда видны и две длинных, воткнутых в прическу булавки), платья с относительно короткими шлейфами (вскоре появившиеся у эфталитов – врагов тюрков – на Амударье и позже – в Западной Европе) при отсутствии наброшенных халатов, пояса (подчас носимые высоко под грудью) с серией декоративных подвесок, пелерины, нагрудные бляхи на ремнях и др. В целом чужда раннетюркской и орнаментика таштыкских тканей (там, где она передана детально).
Литература
Азбелев, 2009 – Азбелев П.П. Таштыкский пояс // Древности Сибири и Центральной Азии. № 1-2 (13-14). Горно-Алтайск.
Аксенов, 2001. – Аксенов В.С. Редкий тип бляшек-амулетов из Верхнесалтовского катакомбного могильника // Культуры степей Евразии второй половины I тыс. до н.э. (из истории костюма). Т. 2 / Отв. ред. Д.А. Сташенков. Самара.
Байпаков – Марьяшев, 2004 – Байпаков К.М., Марьяшев А.Н. Петроглифы в горах Кульжабасы. Алматы.
Байпаков – Марьяшев – Потапов – Горячев, 2005 – Байпаков К.М., Марьяшев А.Н., Потапов С.А., Грячев А.А. Петроглифы в горах Ешкиольмес. Алматы.
Байпаков – Марьяшев – Байтанаев, 2007 – Байпаков К.М., Марьяшев А.Н., Байтанаев В.А. Новые петроглифы Каратау. Алматы.
Баяр – Эрдэнэбаатар, 1999 – Баяр Д., Эрдэнэбаатар Д. Каменные изваяния Монгольского Алтая. Вып.1 . Улан-Батор (на монгол. яз.).
Бокий – Плетнева, 1988. – Бокий Н.М., Плетнева С.А. Захоронение воина-кочевника Х в. в бассейне Ингула // СА. № 2.
Гаврилова, 1965 – Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М., Л.
Глебов – Иванов, 2007 – Глебов В.П., Иванов А.А. Кочевническое погребение хазарского времени из могильника Таловый II // Cредневековые древности Дона / Отв. ред. Ю.К. Гугуев. Ростов-на-Дону.
Гончаров – Настич, 2012 – Гончаров Е.Ю., Настич В.Н. Новые нумизматические памятники IX в. из Восточного Приаралья (новооткрытый чекан государства Сырдарьинских огузов) // Материалы Второй международной нумизматической конференции Расмир: восточная нумизматика – 2012. Одесса (В печати).
Грязнов, 1961. – Грязнов М.П. Древнейшие памятники героического эпоса народов Сибири // АСГЭ. Вып. 3. Л.
Грязнов, 1971. – Грязнов М.П. Миниатюры таштыкской культуры (из работ Красноярской экспедиции 1968 г.) // АСГЭ. Вып. 13. Л.
Дэвлет, 1982 – Дэвлет М.А. Петроглифы на кочевой тропе. М.
Евтюхова, 1952 – Евтюхова Л.А. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии // МИА. Вып. 24. М.-Л.
Елизаров – Кузнецов, 2006 – Елизаров В.Н., Кузнецов В.П. Путешествие в искусство древних. Кызыл.
Ермоленко, 2004. – Ермоленко Л.Н. Средневековые каменные изваяния Казахстанских степей. Новосибирск.
Ермоленко, 2007 – Ермоленко Л.Н. Еще раз к вопросу о первоначальном виде каменных кочевнических изваяний // Каменная скульптура и мелкая пластика древних и средневековых народов Евразии (Труды САИПИ. Вып.3) / Отв. ред. А.А. Тишкин. Барнаул.
Ермоленко – Курманкулов, 2011 – Ермоленко Л.Н., Курманкулов Ж.К. Оригинальное изваяние из фондов Карагандинского историко-краеведческого музея // Археология Южной Сибири. Вып. 25. Кемерово.
Ермоленко – Курманкулов, 2012 – Ермоленко Л.Н., Курманкулов Ж.К. Бородка в иконографии древнетюркских изваяний // Изобразительные и технологические традиции в искусстве Северной и Центральной Азии (Труды САИПИ. Вып. IX) / Отв. ред. О.С. Советова, Г.Г. Король. М., Кемерово.
Килуновская, 2006 – Килуновская М.Е. Маралье сердце – гора Сыын-Чюрек // Сокровища культуры Тувы (Наследие народов Российской Федерации. Вып. 7) / Отв. ред. А.М. Тарунов. Кызыл.
Кляшторный – Лившиц 1978. – Кляшторный С.Г., Лившиц В.А. Открытие и изучение древнетюркских и согдийских эпиграфических памятников Центральной Азии. // Археология и этнография Монголии / Отв. ред. А.П. Окладников. Новосибирск.
Король, 2008. – Король Г.Г. Искусство средневековых кочевников Евразии. Очерки. М., Кемерово.
Кубарев, 1984. – Кубарев В.Д. Древнетюркские изваяния Алтая. Новосибирск.
Кубарев – Цэвэндорж – Якобсон, 2005 – Кубарев В.Д., Цэвэндорж Д., Якобсон К. Петроглифы Цаган-Салаа и Бага-Ойгура (Монгольский Алтай). Новосибирск, Улан-Батор, Юджин.
Кубарев – 2000 – Кубарев Г.В. Халат древних тюрок Центральной Азии по изобразительным материалам // Археология, этнография и антропология Евразии. – Новосибирск, 2000. – № 3.
Кубарев, 2005 – Кубарев Г.В. Культура ранних тюрок Алтая (по материалам погребальных памятников). Новосибирск.
Мотов, 2011 – Мотов Ю.А. Петроглиф из урочища Ой-Джайляу // Семиреченский сборник. Вып. 4. Алматы.
Наскальные изображения, 2007 – Наскальные изображения Центральной Азии / Под ред. Ким Ен Док. Сеул.
Ожередов, 2010 – Ожередов Ю.И. Древнетюркские изваяния в Завхане (К своду археологических памятников Западной Монголии) // Древние культуры Монголии и Байкальской Сибири / Под ред. А.В. Харинского. Улан-Удэ.
Панкова, 2005 – Панкова С.В. Изображения посттагарского и таштыкского времени на скалах Минусинского края // Археологические экспедиции за 2004 г. / Под ред. В.Ю. Зуева. СПб.
Панкова, 2011 – Панкова С.В. Таштыкские гравировки (сюжетно-стилистический анализ и историко-культурная интерпретация). Автореф. дисс… канд. ист. наук. СПб.
Панкова, 2012 – Панкова С.В. Ошкольская писаница в Хакасии // Изобразительные и технологические традиции в искусстве Северной и Центральной Азии (Труды САИПИ. Вып. IX). / Отв. ред. О.С. Советова, Г.Г. Король. М., Кемерово.
Подольский, 1988 – Подольский М.Л. Композиционная специфика таштыкской гравюры на дереве // Древние культуры Центральной Азии и Санкт-Петербург. Материалы всероссийской научной конференции, посвящённой 70-летию со дня рождения Александра Даниловича Грача. СПб.
Самашев – Базылхан – Самашев, 2010 – Самашев З., Базылхан Н., Самашев С. Древнетюркские тамги. Алматы.
Тотев, Пелевина (в печати) – Тотев Б., Пелевина О. Сокровище из Малой Перещепины и элитарная культура болгар Нижнего Дуная (уточнить).
Фонякова, 2002 – Фонякова Н.А. Интерпретация изображений на хазарском сосуде из Коцкого городка // Европа-Азия: проблемы этнокультурных контактов / Отв. ред. Г.С. Лебедев. СПб., 2002.
Худяков – Табалдиев – Солтобаев, 1997 – Худяков Ю.С., Табалдиев К.Ш., Солтобаев О.С. Новые находки предметов изобразительного искусства древних тюрков на Тянь-Шане // РА. № 3.
Черемисин, 2004 – Черемисин Д.В. Результаты новейших исследований петроглифов древнетюркской эпохи на юго-востоке Российского Алтая // Археология, этнография и антропология Евразии. № 1.
Черемисин, 2011 – Черемисин Д.В. Несколько наблюдений над граффити Горного Алтая // Древнее искусство в зеркале археологии. К 70-летию Д.Г. Савинова / Под ред. В.В. Боброва, О.С. Советовой, Е.А. Миклашевич. Кемерово.
Шагалов – Кузнецов, 2006 – Шагалов В.Д., Кузнецов А.В. Каталог монет Чача III-VIII вв. до н.э. Ташкент.
Яценко, 2006 – Яценко С.А. Костюм древней Евразии (ираноязычные народы). М.
Яценко, 2009 – Яценко С.А. Древние тюрки: мужской костюм в китайском искусстве 2-й пол. VI – 1-й пол. VIII вв. (образы Иных) // Transoxiana (Internet-journal). Número 14. Buenos Aires – www.transoxiana.org/14/yatsenko_turk_costume_chinese_art-rus.html .
Яценко, 2011 – Яценко С.А. Костюм древней Евразии (ираноязычные народы). 2-е изд. online. М. – www.narodko.ru/article/yatsenko/eurazia/ .
Appelgren-Kivalo, 1931 – Appelgren-Kivalo H. Alt-Altaische Kunstdenkmaler. Helsinki.
Babayar, 2007 – Babayar G. Köktürk Kağanlığı sikkeleri Katalogu. Ankara.
Bahar, 2002 – Bahar H. Bilge Kağan Külliyesi Kazıları // Orhun Sempozyumu, 11 Mart 2002. Ankara.
Hayashi, 2006 – Hayashi T. Sogdian Influence Seen on Turkic Stone Statues Ficusing on the Fingers Representation // Ēran ud Anērān. Studies Presented to Boris Il’ič Maršak on the Occasion of His 70th Birthday (Ed. by M. Compareti, P. Raffetta, G. Scarcia). Venice.
(Internet-version: www.transoxiana.org/Eran/Articles/hayashi.html ).
Grünwedel, 1912 – Grünwedel A. Altbuddhistische Kultstätten in Chiněsich Turkestan. Berlin.
Mariyashev, 1994 – Mariyashev A.N. Petroglyphs of South Kazakhstan and Semirechie. Almaty.
Martynov A.I., Miklashevitch E.A., 1995. The Tuekta Petroglyphs in Gorny Altai // International Newsletter of Rock Art. Vol. 10 (Internet-version: www.international.icomos.org/centre_documentation/inora/inora10/inora-10.pdf ).
Nagel – Rahsaz 2010 – Negel A., Rahsaz H. Colouring the Dead: New Investigations on the History and the Polychrome Appearance of the Tomb of Darius I at Naqdh-e Rostam, Fars // Death and Burial in Arabia and Beyond: Multidisciplinary Perspectives (Ed. by L. Weeks). Oxford.
Yatsenko, 2004 – Yatsenko S.A. The Costume of Foreign Embassies and Inhabitants of Samarkand on Wall Painting of the 7th c. in the Hall of Ambassadors from Afrasiab as a Historical Source // Transoxiana. Número 8. Roma - www.transoxiana.org/0108/yatsenko-afrasiab_costume.html (русская версия, 2010: www.formuseum.info/2010/10/21/jacenko.html).
Список иллюстраций
Рис. 1. Конусовидные головные уборы: 1, 3 – петроглифы Семиречья [Mariyashev, 1994, figs. 225 and 54]; 2, 6 – петроглифы Цаган Сала IV (Монголия) [Кубарев – Цэвэндорж – Якобсон, 2005, рис. 312 и 619]; 4 – монеты доисламского Чача, гр. 7, тип 1 [Шагалов Кузнецов, 2006: 323]; 5 – петроглиф из Ой Джайляу (Семиречье) [Мотов, 2011, рис. 1]; 7 – петроглифы Северной Тувы [Елизаров – Кузнецов, 2006: без номера].
Рис. 2. Шапки-ушанки (1-3) и низкие цилиндрические уборы (4-5): 1 – Эльте-Кижиг (Тува) [Яценко, 2009, рис. 1]; 2 – Туэкта (Горный Алтай) [Martynov – Miklashevitch, 1995: 17]; 3 – Семиречье [Mariyashev, 1994, fig. 236]; 4 – ковш из Коцкого городка [Фонякова, 2002, рис. 1; Грязнов, 1961, рис. 2]; 5 – монеты доисламского Чача, группа 6, тип 3/1 (тудун Сатачари/Сатак?) [Шагалов Кузнецов, 2006: 317].
Рис. 3. Диадемы и головные повязки: 1 – монеты доисламского Чача, группа 4, тип 1 (Шаниа баг?) [Шагалов Кузнецов, 2006: 313]; 2 – бляшки, Тарский, катакомба 6 (Осетия) [Король, 2008, рис. 1: 15]; 3 – бляшки, Верхнее Салтово, катакомба 40 [Там же, рис. 1: 3; Аксенов, 2001, рис. 1: 5]; 4 – пряжка и бляшки, Субботица, могила 2 (Кировоградская обл.) [Король, 2008, рис. 1: 2; Бокий – Плетнева, 1988, рис. 5, 1]; 5 – бляшка, окрестности Минусинска (Хакассия) [Там же, рис. 1: 17]; 6 – золотая диадема Бильге кагана из могилы 735 г. [фото автора, Национальный музей истории Монголии].
Рис. 4. Головные уборы различных типов: 1 – петроглифы Цаган Сала IV (Монголия) [Кубарев – Цэвэндорж – Якобсон, 2005, рис. 425: 6]; 2 – монеты доисламского Чача, группа 6, тип 4/1 [Шагалов Кузнецов, 2006: 318]; 3 – то же, группа 6, тип 5 (Сатук/Сатар?) [Там же]; 4 – петроглиф, Кыргызстан [Кубарев, 2005: рис. 6: 22]; 5 – костяное изделие, Хырлец, Западная Болгария [Тотев – Пелевина, В печати, табл. 5-6]; 6 – петроглиф, Ешкиольмес (Семиречье) [Байпаков – Марьяшев – Потапов – Горячев, 2005, рис. 238]; 7 – петроглифы Жунгылшек I (Средняя Сырдарья) [Байпаков – Марьяшев – Байтанаев, 2007: 69].
Рис. 5. Прически: 1, 5 – петроглифы, Соок-Тыт (р. Чаганка, Горный Алтай) [Черемисин, 2011, рис. 18 и 13]; 2 – петроглиф, Горный Алтай [Кубарев, 2005, рис. 10, 13]; 3 – Субботица, могила 2 (Кировоградская обл.) [Бокий – Плетнева, 1988, рис. 5: 1]; 4 – петроглифы, Сулек (Хакасия) [Appelgren-Kivalo, 1931; Наскальные изображения, 2007: 168]; 6 – петроглифы Цаган Сала II (Монголия) [Кубарев – Цэвэндорж – Якобсон, 2005, рис. 126]; 7 – монеты доисламского Чача, группа 3, тип 1/1 [Шагалов Кузнецов, 2006: 311].
Рис. 6. Силуэт и крой одежды: 1 – петроглиф, Орта-Саргол (Тува) [Дэвлет, 1982, табл. 28: 1]; 2 – петроглиф, Семиречье [Mariyashev, 1994, fig. 236]; 3 – петроглиф, р. Чаганка (Горный Алтай) [Черемисин, 2004]; 4 – петроглиф, Кульжабасы (Семиречье) [Байпаков – Марьяшев, 2004, фото 61]; 5 – петроглиф, Жалтырак-Таш (Кыргызстан) [Кубарев, 2005, рис. 7: 33]; 6 – петроглиф, Ешкиольмес (Семиречье) [Байпаков – Марьяшев – Потапов – Горячев, 2005, рис. 232]; 7 – огузская монета Джабуя, вторая четверть IX в. [Гончаров – Настич, 2012].
Рис. 7. Нераспашная верхняя одежда (1-2) и квадратные вставки на груди: 1–2 – Абаджай (Горный Алтай) [Черемисин, 2004]; 3 – Скорбящий тюрок. Деталь росписи VI-VII вв. Народы мира оплакивают Будду. Кызыл, пещера Майи (Синьцзян) [Grünwedel, 1912: 180, Fig. 415].
Рис. 8. Штаны и обувь: 1, 10 – петроглифы, Абаджай (Горный Алтай) [Черемисин, 2011, рис. 21 и 10]; 2 – там же [Черемисин, 2004]; 3 – петроглифы, Сулек (Хакасия) [Appelgren-Kivalo, 1931; Наскальные изображения, 2007: 168]; 4 – бляшки, Верхнее Салтово, катакомба 40 [Король, 2008, рис. 1: 3; Аксенов, 2001, рис. 1: 5]; 5 – петроглиф из Ой Джайляу (Семиречье) [Мотов, 2011, рис. 1]; 6 – петроглиф, р. Чаганка (Горный Алтай) [Черемисин, 2004]; 7 – петроглиф, Горный Алтай [Кубарев, 2005, рис. 10: 13]; 8 – гравировка по кости, Сутуу-Булак (Кыргызстан) [Худяков – Табалдиев – Солтобаев, 1997, рис. 2]; 9 – костяной реликварий, Таловый II, курган 3/1 (Ростовская обл.) [Глебов – Иванов, 2007].
Рис. 9. Женский костюм: 1 – каменный валун, Кудырге, могила 16 (Горный Алтай) [Гаврилова, 1965, табл. VI]; 2 – петроглиф, Семиречье [Mariyashev, 1994, fig. 231]; 3 – петроглиф, Сыын-Чюрек (Тува) [Килуновская, 2006: 75]; 4 – жена правителя, монета Чача, группа 2, тип 4 [Шагалов Кузнецов, 2006: 308]; 5 – ковш из Коцкого городка [Фонякова, 2002, рис. 1; Грязнов, 1961, рис. 2].
Рис. 10. Согдийский персонаж на изваянии тюркского типа из аймака Завхан, Северо-Западная Монголия [Ожередов, 2010].
Сокращения
АСГЭ – Археологический сборник Гос. Эрмитажа. Л.
МИА – Материалы и исследования по археологии СССР. М., Л.
РА – Российская археология. М.
СА – Советская археология. М.
САИПИ – Сибирская ассоциация исследователей первобытного искусства.
[1] Эта статья вряд ли была бы возможна без любезного предоставления лишь предварительно опубликованных и неопубликованных материалов рядом коллег (Гончаров Е.Ю., Институт востоковедения РАН; Ожередов Ю.И., Музей археологии и этнографии Сибири Томского университета; Тотев Б., Исторический музей г. Добрич) и консультаций по литературе (Черемисин Д.В., Институт археологии и этнографии СО РАН; Ермоленко Л.Н., Кемеровский университет).
[2] Надписи, сопровождающие портреты правителей на чачских монетах, делались на одном из иранских языков (согдийском). В силу этого приходится в их прочтении больше доверять мнению специалистов-иранистов (В.А. Лившиц, Э.В. Ртвеладзе и др.), чем тюркологу Г. Бабаярову [см., например: Babayar, 2007], чтение которого обычно резко отличается от первых и предполагает нахождение в провинциальном Чаче самых выдающихся правителей Западного Каганата.
[3] Некоторые казахские коллеги даже посчитали эти тканые вставки восточноримского происхождения, ставшие популярными в раннем средневековье у многих народов Евразии, нашитыми изображениями оригинальных местных тамг [Самашев – Базылхан – Самашев, 2010: 54, рис. 62].
[4] Сторонники трактовки этой сцены как поединка двух мужчин до сих пор не предъявили на сей счет внятной и системной аргументации. Наша версия кажется тем более достоверной, что мотив поединка с девой-богатыршей очень популярен в тюркских эпосах. К тому же, две косы, которые реально носили тюркские мужчины (рис. 5: 4) и тюркизированные согдийцы [Яценко, 2006: 240], были гораздо короче и тоньше той, что мы видим у воинственной девы.