(2). Чаганианцы
Это продолжение статьи, начало смотрите в предыдущих статьях данного раздела.
Посольство царя Чаганиана (чаганхудата) Туранташа а Самарканд, если верить трактовке Л.И. Альбаума, изображено наиболее пышным. Оно состоит, на мой взгляд, из 13 человек. На западной стене представлены 3 посла с главой миссии - дапирпатом (начальником канцелярии) Пукар-зате, который упомянут в надписи на этой стене и, вероятно, возглавляет шествие послов слева (фигура 4; первоначальный набросок его фигуры изображен правее: фигура 4 а).
Атрибуция Л.И. Альбаумом персонажей 3 и 4 как послов Чаганиана вызывает у ряда исследователей возражения, которые пока кажутся слабо аргументированными. Так, В.А. Лившиц, исходя из своей трактовки согдийской надписи на фигуре 3 (“twpt mrty”), предположил, что это тибетец (Mode, 1993, s. 44; anm. 96). К сожалению, костюм этого персонажа и его аксессуары не соответствуют изображениям тибетцев VII-VIII вв., известным в китайском искусстве.
Фигура 4, согласно гипотезе М. Моде, это никто иной, как правитель сасанидского Ирана Йездигерд III ! (Mode, 1993, s. 59-71). Исследователь обратил внимание на то, что халат этого мужчины сшит из иранской шелковой ткани с изображением Сэнмурва. Существует гипотеза ряда немецких авторов о том, что Сэнмурв при Сасанидах мог быть исключительно царским символом (Mode, 1993, s. 60-64). Действительно, на сегодняшний день он известен из предметов костюма лишь на тканях халатов Хосрова II в Так-и Бустане и на головном уборе принца-наследника времени Варахрана II на монетах. К сожалению, этого недостаточно для столь серьезного вывода, а письменные и эпиграфические источники никак его не подтверждают. В этом случае нам пришлось бы также объявить исключительно царскими символами и других животных, представленных на тканях одежд монархов Ирана и на их головных уборах, что явно не соответствует действительности.
Форма головного убора и блях пояса в действительности не имеют точных аналогий в костюме правителя Ирана VI-VII вв. (С тем же основанием мы могли бы считать шахом Ирана мужчину-всадника 14 на южной стене, который носит идентичную шапочку). Персонаж 14 лишен обязательного для иранской аристократии этого времени шейного украшения - ожерелья или гривны - и носит слишком скромные сапоги без всякого декора (что для костюма царей на парадных приемах не документируется). Трудно представить себе, согласившись с версией М. Моде, Йездигерда III в 648 г. - все еще богатого и сильного правителя - находящимся на дипломатическом приеме без персидской свиты, униженно приносящего в своих руках относительно скромные дары.
Не менее трудно согласиться с мнением, что неясный контурный рисунок стоящего рядом персонажа 4 а, который художник не посчитал нужным закончить, представляет важнейшего участника события - самого царя Самарканда Вархумана (Mode, 1993, s. 74).
На южной стене, по мнению Л.И. Альбаума, изображена встреча правителем Самарканда своей невесты из Чаганиана с сопровождающим ее свадебным эскортом (Альбаум, 1975, с. 56). В последние годы высказывалось также мнение, что здесь изображена религиозная церемония, связанная с неким культовым сооружением. Б.И. Маршак предположил, что она связана с местными погребальными и поминальными традициями, и что здесь представлены только согдийцы, так как изображения людей в повязках, закрывавших нижнюю часть лица (padam) известны на согдийских оссуариях (Mode, 1993, s. 14; anm. 279). М.Моде считает, что здесь музыкальная капелла у городских ворот встречает слона и придворных дам в сопровождении жрецов в связи с почитанием некоего божества представителями соседних с Самаркандом и входищих с ним в одну федерацию городов (Mode, 1993, s. 91-92).
Обе эти версии пока плохо объясняют некоторые детали изображений. Так. В первом случае неясно, почему в шествии участвуют гуси, что означает надпись на крупе лошади персонажа 13 «он дал нам…» (“Er gab uns”) (Mode, 1993. S. 147, anm. 288), почему шествие возглявляют роскошно одетые женщины-аристократки, не проявляющие никаких признаков скорби? Изображенная постройка со столбами-опорами мало похожа как на погребальную дахму, так и на храм. К тому же, как я надеюсь показать ниже, некоторые детали костюма для Согда не характерны.
Во втором случае неясно, почему так роскошно одеты предполагаемые музыканты на платформе. Трудно считать эту ажурную конструкцию массивными городскими воротами. Если люди ведут животных, предназначенных для коллективного жертвоприношения, тогда необъяснима сопровождающая их надпись, что они посланы в подарок лично царю Вархуману (надпись на одном из гусей). Совсем не обязательно трактовать жезлы с головой дракона у фигур 9 и 10 как сакральные атрибуты жрецов. Повязки на нижнюю часть лица у фигур 11 и 12 также вряд ли были только атрибутами жрецов. Так, на иранском блюде рубежа VII-VIII вв. из Эрмитажа она изображена на слуге, готовящем еду для священной особы правителя. (Луконин, 1977, рис. на с. 169).
Весьма перспективной представляется старая версия Л.И. Альбаума о свадебном шествии с невестой. Для того, чтобы проверить его достоверность, следует вначале учесть, что уже на рубеже VI-VII вв., по данным “Суйшу”, свадебные обычаи знати Согда были уже, в основном, тюркскими (Бичурин, 1950, с. 281). Обратимся теперь к хорошо документированным письменными источниками свадебными обычаями тюрков-огузов Средней Азии IX-XIII вв. На мой взгляд, практически все детали процессии на южной стене легко объясняются с их помощью (срав., например: Агаджанов, 1980, с. 228, 230-236).
Невеста ехала даже в рядовых семьях в специальном паланкине, который крепился на верблюде (ogyrmak) (принцесса в средневековом Чаганиане вполне могла использовать для этого слона). Для свадьбы строили специальный шатер или домик (girdek), в котором перед прибытием невесты пировал жених с друзьями (срав. фигуры 1-4 внутри особого сооружения на платформе); позже в нем уединялись жених с невестой. В момент прибытия невесты знатные мужчины вставали, чтобы приветствовать ее (срав. те же фигуры 1-4). Перед свадьбой (и после уплаты женихом выкупа за невесту) членам семьи жениха также делали некоторые (гораздо более скромные) подарки. К ним, видимо, относятся на южной стене конь с парадной уздой, которого ведет персонаж 11, и 4 священных гуся, которых ведет перед собой юноша 12 (на одном гусе надпись “фарн”, на другом - “гусь”: Mode, 1993, anm. 281; о культовом значении гусей у иранских народов см.: Раппопорт, 1977). На западной стене к вероятным ответным подаркам относятся 2 предмета мужского и женского костюма и сверток шелковой ткани для одежды у фигур 2-4.
Шествие могли сопровождать родственницы (тетки) невесты и иногда - ее подруга (которую, как и сваху, у ряда тюркских народов называют “yenge”) (срав. знатных женщин 6-8, следующих за паланкином, и девушку 5 на слоне). Наконец, становится понятным, почему предполагаемый глава свадебного поезда (вероятно, это, по древнему обычаю, дядя невесты по линии матери) и его спутники - всадники на лошадях (фигуры 13-15) кроме обычного вооружения росписей Афрасиаба - мечей и кинжалов - везут с собой на парадный прием также громоздкие луки со стрелами. Дело в том, что свадьба обязательно сопровождалась соревнованием в стрельбе из лука, и понятно желание взять с собой собственную, знакомую вещь.
У древних согдийцев прибытие невесты было связано с совсем другими обрядами, непохожими на описанный. Так, можно утверждать, что невесту было принято встречать ночью, при свете факелов или костров, а не днем (Кисляков, 1958, с. 134).
На южной стене шествие чаганианцев открывают невеста (фигура не сохранилась) со служанкой или подругой на слоне (фигура 5). Далее следуют 3 “фрейлины” (скорее это родственницы невесты), нижняя из которых выделена (согдийская надпись “знатная дама”). За ними едут на верблюдах молодой и старый “послы” с жезлами, украшенными головой дракона (Рис. 2, 9). Шествие дарственных животных замыкает увеличенная в 2 раза фигура главы свадебного поезда, вероятно, дяди невесты (его верхняя часть не сохранилась, но, надо думать, что он держит в руке бунчук, как и едущие сзади и аналогично экипированные всадники, а не жезл с драконом, как полагал Л.И. Альбаум) (фигура 13). В хвосте шествия едут 2 всадника с бунчуками, ведущие за собой сменных лошадей.
Не исключено, что 3 посла, изображенные на западной стене, прибыли в Самарканд чуть раньше остальных чаганианцев “для выражения почтения” (так говорится в тексте на стене) самому Вархуману и вручения ему немногочисленных даров, представляющих драгоценные компоненты парадного костюма (Пукар-зате и его спутники держат в руках золотые гривну и колье, пояс с подвесками из драгоценных камней и рулон персидской ткани). При этом колье, видимо, предназначено для дамы (матери жениха?) (Рис. 2,22).
Как у мужчин, так и у женщин мы видим небольшую красную круглую метку (“мушку” между носом и верхней губой (фигуры 2 и 4 на западной стене; фигура 6 на южной стене). Эта традиция у обоих полов в Бактрии / Тохаристане документируется впервые в кушанскую эпоху. А. Инверницци связывает ее распространение с эллинистической традицией сирийско-мессопотамского происхождения (Invernizzi, 1990). Однако, не был учтен тот факт, что еще в III в. до н.э., до эмиграции юэчжей из Западного Китая в Бактрию, подобные “мушки” появились в быту китайских аристократок при императоре Цинь Шихуане.
Все мужчины на южной стене одеты в нераспашную верхнюю наплечную (плечевую) одежду с длинными узкими рукавами, с боковыми разрезами подола от уровня колен, с горизонтальным воротом с каймой по краю из другой ткани (как разрезы подола, так и ворот окаймлены полоской многоцветной шелковой ткани с узорами) (Рис. 2, 13).
У трех послов на западной стене мы видим совсем иную одежду, особенно хорошо переданную у фигуры 2 (Альбаум, 1975, с. 40): это распашные длинные халаты с глубоким запахом налево; на правом боку у них имеется своеобразный трапециевидный лацкан, пристегивающийся к противоположному борту (Рис. 2, 12). У фигур 2 и 4 на плечах видны полоски из разноцветной ткани (“погоны”), которые отсутствуют у представителей других этносов в Афрасиабе.
В целом в костюме чаганианцев легко выявляются три специфические набора предметов костюма, каждый из которых представлен на нескольких персонажах.
Группа 1. Цилиндрические (?) невысокие головные уборы из узорчатой шелковой ткани (Рис. 2, 3); плащ-накидка серого цвета, завязанный бантом на левом плече по сасанидской моде (Рис. 2, 11) (фигура 4 западной стены; фигура 14 южной стены). Эти персонажи не имеют золотых гривен. Головные уборы лиц данной группы имеют прототипы на территории Бактрии / Тохаристана еще во II-III вв., в кушанское время (Rosenfield, 1976, pl. 23, 24; Яценко, 1989, рис. 13).
Группа 2. Узкие белые головные повязки (Рис. 2, 2); плечевая одежда белого цвета (фигура 3 западной стены; фигура 9 южной стены). Имеют золотые гривны без каплевидной подвески (Рис. 2, 4).
Группа 3. Узкие красные головные повязки (Рис. 2, 2); узоры на тканях плечевой / наплечной одежды - головы кабанов внутри круглых медальонов (фигура 2 западной стены; фигура 10 южной стены). Имеют золотые гривны с каплевидной подвеской (Рис. 2, 5).
Дело, однако, в том, что комплекты костюма этих трех групп трудно связать с определенными сословными различиями или рангами чиновников, так как каждый из них представлен у лиц, занимающих, видимо, весьма различные места в последовательности участников посольства то на важных, то на второстепенных ролях.
Реальным показателем иерархии у чаганианцев было, однако, ношение полностью золотых поясов. На западной стене хозяин такого пояса стоит впереди посольства: это, вероятно, сам Пукар-зате, упомянутый здесь же в надписи (фигура 4; рис. 2, 23); на южной стене их носят ближайшие к самаркандскому царю мужчины - послы на верблюдах (фигуры 9 и 10) и один из всадников на лошади (фигура 15) (Рис. 2, 21).
Столкнувшись с наличием нескольких устойчивых наборов (комплектов) костюма, Л.И. Альбаум попытался выйти из затруднения, полагая, что одни и те же люди дублировались художником на западной и южной стенах (Альбаум, 1975, с. 45-46); однако этому противоречат слишком многие детали изображенных персонажей (в том числе - их лица).
Сегодня наиболее приемлемым представляется следующее объяснение. Названные 3 группы мужчин с разными костюмами отражают тройное племенное деление чаганианцев, что весьма обычно для древних индоиранских народов (скифы-сколоты у Геродота, алано-осетины, кафиры и др.). В цепочке послов на западной стене у представителей каждой из трех групп отличаются и типы подвешенных к поясу сумочек-кошельков “kaptarga” (у фигуры 4 - прямоугольный, у фигуры 3 - у форме сердца, у фигуры 2, судя по манере крепления – круглый (рис. 2, 15-16). По одному представителю каждой из групп в посольстве носят золотой пояс, при этом формы бляшек-накладок у них также различны (но, например, у обоих персонажей группы 1 они определенно одинаковы).
Важную информацию о статусе мужчин-чаганианцев дает декор их наборных поясов. Из пяти известных типов четыре являются при этом копией или результатом переработки тюркских образцов.
Тип 1. Сплошь золотые пояса с набором накладок, аналогичным наиболее значимым лицам тюркской группы 2 (западная стена, фигура 4 - Пукар-зате; южная стена, фигура 10) (Рис. 2, 19, 23). Оба пояса скреплены массивной прямоугольной пряжкой, отсутствующей у самаркандских тюрков. У Пукар-зате с нее свешивается каплевидная подвеска. Не исключено, что последний элемент восходит, в конечном счете, к специфически кушанским каплевидным подвескам к пряжке (см.: Rosenfield, 1967, pl. 8, 22, 67). Оба носителя этих поясов возглавляют шествие чаганианских мужчин-послов на западной и южной стенах. При этом Пукар-зате не имеет гривны.
Тип 2. Сплошь золотой пояс из плотного ряда крупных круглых блях со вставкой драгоценного камня в центре (синего или красного цвета) (южная стена, фигура 15) (Рис. 2, 21). Золотые пояса с подобными вставками описывает у жителей Самарканда рубежа ал-Куфи. Похожие изделия у персов известны из текста “Шах-наме” (Беленицкий, Распопова, 1980, с. 213-214); однако сасанидские пояса с идентичным размещением таких блях мне не известны. Зато точную аналогию нашему поясу дают синхронные образцы у знатных мужчин Кучи в Синьцзяне (Grünwedel, 1912, fig. 12, 13, 16).
Тип 3. Ременной (кожаный) пояс, скрепленный массивной прямоугольной пряжкой. На ремне с довольно большими промежутками размещены крупные круглые золотые / золоченые бляхи с ободком по краю (Рис. 2, 17), то есть декор соответствует поясам тюркской группы I (южная стена, фигура 14). Идентичные пояса известны у согдийцев на росписях объектов XVI/10 и XXIV/I в Пенджикенте (Беленицкий, 1973, табл. 20; Беленицкий, Распопова, 1980, рис. 2). Чаганианский персонаж с поясом этого типа не имеет гривны.
Тип 4. Ременной пояс с декором из 2 типов накладок, аналогичный таковому у большинства тюрков группы 2 (западная стена, фигура 3) (Рис. 2, 18). Персонаж носит золотую гривну без каплевидной подвески.
Тип 5. Ременной пояс с декором из однотипных бляшек редкой формы, аналогии которой известны в раннетюркских наборах с Северного Кавказа (Аржанцева, 1987, рис. 8 (23) (западная стена, фигура 2) (Рис. 2, 20). Персонаж носит золотую гривну с каплевидной подвеской.
В составе посольства сохранились фрагментарно изображения 4 женщин из предполагаемой свиты чаганианской принцессы. Показательно, что женщины изображены впереди всего свадебного поезда, что среди них есть всадницы и т.п. Китайские хроники фиксируют для этого времени в Тохаристане (куда входил Чаганиан) равноправное положение женщин в обществе, распространение полиандрии (многомужества), что прямо связано с неблагоприятной демографической ситуацией в этой стране, с небольшим количеством женщин (Малявкин, 1989, с. 68-69).
Женщина, сидящая сзади на слоне (подруга или служанка невесты?) (фигура 5) одета в длинное светло-голубое платье до пят с воланами (Рис. 2, 31) (это результат воздействия сасанидской моды; см.: Зиапур, 1965, с. 410-411) и с накинутым на плечи красным халатом (?). У нее 4 косы, две из которых короче и носятся спереди (Рис. 2, 24); эта традиция характерна как для Тохаристана (росписи Дильберджина, Балалык-тепе), так и для Согда (росписи Пенджикента). Еще недавно такая прическа, считавшаяся принадлежностью только незамужних девушек, широко бытовала в Средней Азии и Казахстане, в том числе - среди ираноязычных таджиков (см., например: Широкова, 1976, с. 104-105).
Из трех всадниц лучше сохранилось изображение нижней, которое сопровождается согдийской надписью “знатная дама” (фигура 6). Три всадницы, возможно тоже представляют 3 племенных подразделения чаганианцев. Из-за фрагментарности мы не можем сравнить их прически и мелкие аксессуары костюма. Но очевидно, что каждая из них имеет особый цвет как кафтана, так и шаровар. Последние очень широки и заправлены в низкие полусапожки (Рис. 2, 29). Поверх них носились более короткие, чем у мужчин (выше колен) и свободные распашные кафтаны без пояса с собранными у запястья рукавами. Они имели глубокий запах налево, причем правая, (идущая сверху) пола, видимо, крепилась на боку пуговицей (или петлями); она имеет широкую кайму иного цвета по борту (ее декор составляют серия кружков из жемчуга (?) посередине и ряд розеток по краям) (Рис. 2, 30). Подобная широкая кайма декора бортов халата известна еще в кушанское время (II-III вв. н.э.) как у мужчин-кушан (Rosenfield, 1967, pl. 3), так и у женских персонажей на терракотах Согда (Мешкерис, 1989, рис. 26). Вряд ли тонкий халат, открывающий грудь, носился на голое тело; вероятно, из-под него на груди выглядывала рубаха с горизонтальным воротом, но из-за повреждений живописи мы не можем судить об этом. (Л.И. Альбаум считал, что все надетое на этих женщин, является единым предметом костюма с длинным пришивным подолом особого цвета, но подобный вывод пока не находит подтверждений в известном материале по древнему костюму Средней Азии) (срав.: Альбаум, 1975, с. 43).
Видимо, все три всадницы (фигуры 6-7 сохранились лучше) носили золотые браслеты того же типа, что и мужчины , и колье с крупной каплевидной подвеской (аналогичное колье держит в руках в качестве дара чаганианский посол: западная стена, фигура 4; срав. Также колье главного женского персонажа 11 в лодке на северной стене).
Наиболее очевидными особенностями костюма чаганианцев в данное время можно считать очень глубокий запах кафтанов налево у обоих полов (персонажи 2-4 западной стены, 6-8 на южной стене), нанесение обоими полами круглой красной метки (“мушки”) краской между носом и верхней губой и ношение частью мужчин невысоких цилиндрических шапочек из узорчатой ткани. В целом костюм чаганианцев и в VII в. сохраняет древнейшие черты бактрийского костюма еще ахеменидской эпохи - узкие головные повязки с концами, продетыми внутрь, нераспашную верхнюю одежду, очень широкие шаровары (у женщин-всадниц) (сравн.: Горелик, 1985, табл. III, 2). К сходным выводам о преемственности пришла в своей диссертации Г.М. Майтдинова, хотя она наблюдает ее лишь с кушанского времени (Майтдинова, 1991).
Следует подчеркнуть несколько важных особенностей костюма трех послов с драгоценными дарами на западной стене (фигуры 2-4). Выше говорилось о халатах с трапециевидным лацканом. Такая форма лацкана очень редка, она известна в данное и более ранее время только в мужском костюме служилой знати Кучи (Восточный Туркестан) (Grünwedel, 1912, fig. 15, 334). Мы уже отмечали идентичность кучанских поясов с инкрустацией и образца у фигуры 15 южной стены. То же можно сказать и об обуви этих трех послов. Хорошо видно, что это низкие черные полусапожки с глубоким и широким вырезом спереди. У среднего из послов вырез внизу завершается ромбовидным вышитым (?) украшением (Рис. 2, 14). Аналогичная обувь, но с короткими и овальными носками, а не с длинными и острыми, известна из синхронных памятников той же Кучи (Grunfield, 1920, taf.. XLVIII). Подобные специфические аналогии являются материальным свидетельством контактов двух давних торговых партнеров на трассе Шелкового пути.
Из предметов костюма чаганианцев особо отмечу парадный пояс, вручаемый посольством самаркандскому Вархуману (его несет фигура 2 на западной стене) (Рис. 2, 22). Пояс этот - отнюдь не золотой (он лишь украшен позолоченными бляшками), однако нижний край его имеет 2 яруса драгоценных подвесок. Это своеобразные золотые подвески “крестовины”, к которым внизу крепились крупные каплевидные подвески в листовидной оправе; подвески имеют то белый цвет (горный хрусталь? жемчуг?), то синий (лазурит? бирюза?). Возможно, отчасти сходные украшения парадного пояса описаны в женском костюме в известном стихотворении Бо Цзюйи “Певица из Чача”: “тянут подвески узорные вниз пояс на стане-цветке” (Шефер, 1981, с. 85).
Узорные шелковые ткани изображены в Афрасиабе в костюме представителей всех среднеазиатских этносов. Однако среди них есть ткани с такими сюжетами, которые представлены только у чаганианцев (причем - неоднократно). Во-первых, это изображение в медальонах белого гуся, держащего в клюве ожерелье, на белом или красном фоне (фигура 3 на западной стене - основной фон одежды; фигура 13 на южной стене - основной фон конской попоны) (срав. в костюме персидского Хосрова II: Schulze, 1920, taf. 37). Возможно, ткани с гусем использовались чаганианцами не случайно (как отмечалось выше, гуси фигурируют в числе ответных даров Вархуману от родственников невесты и, по предположению В.А. Шишкина, были священными птицами). Во-вторых, это ткани с крылатыми львами в медальонах (белых на белом фоне) (попона слона на южной стене; дарственный сверток ткани у фигуры 3 на западной стене).
Интересно, что на тканях одежд чаганианцев отсутствует зеленый цвет, неоднократно встреченный на археологических тканях Тохаристана (срав.: Майтдинова, 1991, с. 18-19). Возможно, это связано с тем, что в раскопках представлены, главным образом, дешевые хлопчатобумажные образцы.
Смотрите далее - продолжение статьи.