Костюм на росписях VII в. н. э. Афрасиаба (Самарканда): датировка посольств, этническая принадлежность и социальный статус изображенных

(русский перевод текста из:

Sergey A. Yatsenko

The Costume of Foreign Embassies and Inhabitants of Samarkand on Wall Painting

of the 7th c. in the "Hall of Ambassadors" from Afrasiab as a Historical Source

см. публикацию этой статьи на англ. языке // Transoxiana. Número 8. Roma, 2004. –

www.transoxiana.org/0108/yatsenko-afrasiab_costume.html , 43 pp.

[Слово к читателям от автора, 21.10.2010]:

[Путь этой статьи к русскоязычному читателю был довольно необычным и извилистым. Первоначальный текст раздела по костюму был написан в 1995-1997 г. на русском языке для планировавшегося по инициативе И.А. Аржанцевой (Институт этнологии и культурной антропологии РАН, Москва) коллективной монографии по знаменитым настенным росписям VII в. н.э., обнаруженным в т.н. «Зале послов» на городище древнего Самарканда (Афрасиаб) в Узбекистане.

К сожалению, по независящим от И.А. Аржанцевой и меня причинам, этот сборник так и не был полностью собран и, тем более, издан. Когда это стало окончательно ясно, я перевел этот текст на английский и сдал его в единственный гонорарный археологический журнал “Silk Road Art and Archaeology”, издававшийся в г. Камакура (Япония) профессором Катсуми Танабе на деньги миллионера-дизайнера Хироямы.

Статья была с удовольствием принята. Она должна была выйти в свет в 2003 г. в томе 9 “Silk Road Art and Archaeology” и, как «ударная», должна была открывать номер. Я подписал присланные из Токио типографские гранки, и все было в порядке. Через месяц том вышел, но… без моей статьи! Редактор от любых комментариев отказался (да и в следующем томе он без проблем опубликовал другую мою статью). Кто-то неожиданно оказал на него сильное давление, чтобы (редчайшее дело!) текст был изъят из уже целиком набранного номера. Реально это могли сделать только два человека, - оба знаменитые ученые, считавшиеся заместителями гл. редактора. Это Б.И. Маршак – ведущий исследователь согдийского Пенджикента (Гос. Эрмитаж), с рядом трактовок которого я не соглашался в статье, и руководитель французской археологической миссии в Узбекистане Ф. Грене (он тогда планировал коллективную публикацию по тому же объекту). Кто именно из двух коллег совершил этот «научный подвиг» - установить трудно, да сейчас и не так уж важно.

Ясно было, что тайный недоброжелатель стремился не столько не допустить мою публикацию в принципе (это было невозможно), сколько по-каким-то важным для него причинам задержать ее выход в свет. Поэтому я сразу же связался с итальянским редактором нового востоковедческого научного Интернет-журнала “Transoxiana” Паолой Рафеттой и объяснил ей ситуацию. Она опубликовала текст очень оперативно, через несколько месяцев, в номере 8 (Как известно, публикация в таким журналах по международным правилам приравнивается к «бумажной» и примерно через месяц начинает скачиваться во все основные Интернет-бибилиотеки крупных зарубежных университетов). Однако, читателю, не владеющему английским, этот текст остался почти неизвестным. Поэтому я благодарен хозяйке сайта, любезно разместившей его здесь на русском языке. Текст 1997 г. сознательно оставлен без изменений, с прежним список литературы и т.п. В Библиографии порядок публикаций оставлен таким, как он готовился для итальянского издания (в порядке латинского алфавита). Без изменений оставлены и 4 первоначальных черно-белых таблицы.]

--- --- --- --- --- --

Росписи, открытые в 1965 г. в центральной части городища древнего Самарканда (участок 23, помещение 1), являются ценным источником по истории Западного Туркестана. На наиболее важной с точки зрения обзора западной стене зала напротив входа представлена, по мнению Л.И. Альбаума, сцена приема тюркскими приближенными согдийского царя Вархумана посольств четырех различных стран. На двух противоположных боковых стенах (северной и южной), по его мнению, изображено, вероятно, прибытие иноземных невест в окружении пышной свиты. (При этом сами невесты и предводители эскорта изображены в 2 человеческих роста; невест сопровождают самые многочисленные из посольств, впереди которых - группы женщин). Наконец, на восточной стене (которую входящий в зал видел в последнюю очередь) представлены детали различных мифологических, фольклорных сцен, темы которых связаны с Индией (они заслуживают особого рассмотрения вне нашего очерка). Иными словами, размещение тех или иных композиций на стенах зала строго иерархично и, скорее всего, подчинено определенным политическим целям.

Первоначальные прорисовки изображений (Альбаум, 1975) были существенно уточнены в 1978 г. Г.В. Шишкиной (эти материалы были любезно предоставлены для данной работы). В публикации Л.И. Альбаума в качестве источника нами использовались не черно-белые иллюстрации (которые во всех случаях частично являются реконструкциями), а лишь цветные таблицы (с исправлением имеющихся в них неточностей). Реконструкции плохо сохранившихся фигур на западной стене, предложенные М.Моде, к сожалению, не соответствуют имеющимся в нашем распоряжении точным прорисовкам и не могут использоваться в данной статье. Так, персонаж 1 а (срав. Mode, 1993, Abb. 6) в действительности обращен лицом к персонажу 1 и разговаривает с ним. Там же персонаж 7 явно стоит выпрямившись, а персонаж 6 а целиком гипотетичен (срав. Mode, 1993, Abb.14).

К сожалению, переводы большинства согдийских надписей, сопровождающих разные персонажи, хотя сделаны В.А. Лившицем около 30 лет назад, остаются неопубликованными и мне недоступными (что существенно осложнило исследование афрасиабского материала и заставило меня использовать костюмологические методы этнической и социальной идентификации персонажей. Инициатива в работе над этой статьей в 1994 г. принадлежала И.А. Аржанцевой, которой я также признателен за помощь в получении части малодоступной мне литературы и качественных прорисовок афрасиабских росписей).

В литературе и устных высказываниях исследователей представлены самые разнообразные догадки насчет интерпретации изображений афрасиабского зала и, в частности, вероятных посольств, изображенных на трех стенах. Некоторые авторы склоняются к мнению, что росписи слабо отражают реальную действительность и не содержат информации о конкретных политических акциях, что они являются лишь своеобразной “этнографической энциклопедией”, иллюстрирующей связи с отдельными народами и призванной возвеличить царя Самарканда (см., например: Belenitskii, Marshak in Azarpay, 1981, p. 61-63).

Подобный гиперкритический взгляд оригинален, но до сих пор слабо аргументирован, и ему противоречат многие факты, изображения посольств с дарами сопровождаются надписями, где названы конкретные должностные лица и цитируются их речи, указывается порядок их представления Вархуману ( так, посол Чача выступил после Чаганиана). Мы наблюдаем четкую иерархию членов посольств (кроме китайского), протокольную точность в передаче костюма и аксессуаров послов. Официальный характер зала 1 в предполагаемой резиденции согдийского ихшида не оставлял простора для фантазии художника, хотя ему не раз пришлось, например, менять по каким-то причинам расположение участников китайского посольства на западной и северной стенах.

Высказывалось мнение, что на западной стене изображен прием послов не в Самарканде, а западнотюркским каганом в его летней или зимней резиденции (Mode, 1993, s. 74). Однако, надписи на этой стене прямо указывают на противоположное: послы прибыли именно к царю Самарканда Вархуману.

В свою очередь, мнение о том, что поясняющие надписи на стенах могли быть сделаны на многие десятилетия позже, чем сами рисунки, вряд ли соответствует действительности. Уже около 676 г., в связи с внутренними смутами в Самарканде после первой войны города с арабами, дворец, видимо, запустел, а законная преемственность власти прервалась (Ахунбабаев, 1990, с. 19).

Разумеется, не следует понимать ситуацию так, что Вархуман принял все изображенные посольства и свадебные кортежи одновременно, в течение одного дня. В надписи на западной стене отмечен одновременный прием царем лишь послов двух непосредственных соседей - Чаганиана и Чача. Остальные события (прием послов Китая и Кореи) могли происходить в течение нескольких месяцев или одного года, который по каким-либо причинам в правлении Вархумана был особенно памятным, важным. Все эти события совмещены в росписях одного зала.

У меня есть все основания считать, что таким важным годом был 662 г. Именно тогда состоялось единственное в VII в. (после установления династии Тан в 618 г.) известное по документам посольство Китая на Запад, посетившее многие страны. Именно в этом году император Гаоцзун смог единственный раз в китайской истории навязать западным тюркам, согдийцам и тохаристанцам новое административное деление, в котором Самарканд играл одну из ключевых ролей. И именно в 662 г. у корейцев, поддерживавших до того тесные дипломатические контакты с восточными тюрками, появились серьезные основания и возможности обратиться именно к царю Согда или кагану западных тюрков Ашина Буженю за помощью в посреднической миссии с Китаем или кредитами. Иными словами, моя версия уточняет датировку рисунков, предложенную А.М. Беленицким и Б.И. Маршаком: между 650 и 675 годами (Беленицкий, Маршак, 1979, с. 35); она подробно изложена в конце данной статьи.

Росписи афрасиабской резиденции содержат информацию, прежде всего, по костюму персонажей и его аксессуарам. Хотя представители ряда этносов распознаются в немногих фигурах или на изображениях плохой сохранности, для изучения костюмных комплексов согдийских тюрков и чаганианцев ценность наших росписей исключительно велика. Особенностью афрасиабских изображений является то, что все посольства и свадебные поезда, представленные на западной, северной и южной стенах помещения 1, как я надеюсь показать ниже, прибыли в Самарканд почти одновременно, в течение 662 г. В таком случае, перед нами единственная синхронная серия костюмов различных народов Средней Азии, датируемая определенным годом.

К сожалению, специалисты пока мало занимались изображениями предметов костюма в зале 23/1. Исключением является очерк о поясах И.А. Аржанцевой, о костюмах женщин в лодке на северной стене Г.М. Майтдиновой, отдельные интересные наблюдения Н.П. Лобачевой и М. Моде (Лобачева, 1979; Майтдинова, 1984; Аржанцева, 1987; Mode, 1993, с. 60-72, 79). Это предопределило неточность многих описаний и спорность ряда имеющихся в литературе выводов. Показательно, что сегодня не выяснена определенно этническая принадлежность трех посольств, изображенных на западной и северной стенах (10 женщин в лодке - “из Восточного Туркестана”, Китая или самого Самарканда?; 5 охотников в желтых халатах и головных уборах “путоу” - “из Китая или Турфана (Гаочана)”; 2 посла “из Кореи” - какого из трех ее государств?).

Ниже я пытаюсь детально охарактеризовать костюм посольств и свадебных поездов каждого из 5 государственных образований, представленных в росписях, а также определить точную дату прибытия послов в Самарканд. При этом нам необходимо выяснить композиционные принципы, которыми пользовался художник, и выявить взаимосвязанные группы персонажей внутри отдельных этносов.

Ценную информацию дает использование в отдельных частях парадного костюма разноцветных сюжетных шелковых тканей. Такие ткани на персонажах среднеазиатских этносов в Афрасиабе я склонен считать иранскими (сасанидскими), а не их местными подражаниями. Во-первых, одежда, целиком сшитая из них, представлена лишь на единичных важнейших персонажах чаганианского посольства и на знатнейших согдийцах из окружения Вархумана (нумерация персонажей/фигур далее указана по Альбауму, 1975): фигуры 2-4 на западной стене; 1-4, 13-15 на южной стене; остальные довольствовались лишь обшивкой полосками из таких тканей краев ворота, подола и обшлагов. Во-вторых, хотя ко времени прихода к власти Вархумана Сасанидская держава только что престала существовать (с 651 г.), отрезы драгоценных персидских шелков в столицах среднеазиатских государств несомненно имелись в достаточном количестве. Г.М. Майтдинова полагает, что изготовление некоторых одежд представителей среднеазиатской элиты целиком из тканей с сасанидской орнаментикой в VII в. всегда является аргументом в пользу их местного происхождения (Майтдинова, 1991, с. 27); однако, подобное предположение не кажется убедительным.

Итак, представляется наиболее вероятным использование в нашем случае персидских полихромных тканей, тем более, что местные подражания в самом Согде у знати вряд ли были престижными; следует учесть также возросшую агрессивность Ирана на трассах важнейших караванных путей в конце VI в., в том числе - на Великом Шелковом пути, где персам удалось потеснить согдийцев (Frye, 1993, p. 75).

Описание комплектов костюма ниже дано по этническим группам.

Продолжение смотрите в следующих статьях данного раздела.