Символика прялки
Связанная с символикой мужского производящего начала, с космическими и календарно-циклическими представлениями, идеей первотворения и культом божеств - Творцов мира, русская прялка теснейшим образом соединена с культом плодородия и заупокойным культом предков.
На фото - прялки
О связи с культом плодородия говорит не только наличествующая на прялке фаллическая символика, но и многое другое. Так в 20-е годы рязанскими краеведами была получена информация о том, что в Бетинской волости. Касимовского уезда «в чистый Понедельник девки катаются на донцах, чтобы лен уродился» [Мансуров А. А. Описание рукописей этнологического архива Общества исследователей Рязанского края. - Рязань, 1928. - Вып. I. № 33]. В том же Касимовском уезде катались в чистый Понедельник не только девушки, но и женщины и девочки, чтобы лен и просо уродились «долгие и чистые». «В деревне Новиках женщины садятся на донце обязательно обнаженным телом.
В селе Гиблицах катаются, стоя на коленях», - отмечает информатор. Этот обычай был достаточно широко распространен в Рязанской губернии вплоть до конца 20-х годов XX века. Но даже в 1961 году этнографы наблюдали, как на Масленицу в с. Чернава, Милославского р-на Рязанской обл., одна старушка каталась на донце прялки. Им сообщили, что «на заговенье выходили с донцами, клали блин в фартук (блины, как известно, были связаны с культом предков. - С. Ж.) и катались, чтобы лен был дольше» [Архив института этнографии и антропологии АН СССР. Фонд комплексной экспедиции. Рязанский отряд. - 1961. - ед. хран. 48. (Приношу благодарность Л. А. Тульцевой за данные сведения)]. В. К. Соколова отмечает, что: «в Витебской губернии прежде чем кататься на Масленицу в санках «женки должны проехать с горы на прялице; чем длиннее будет такой проезд, тем длиннейший родится лен». «Если же катающаяся упадет, то лен ею не будет убран» [Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев, белорусов. - М.: Наука. 1979. С. 90]. Она же подчеркивает, что: «катанию с гор первоначально приписывалось магическое значение. Это можно видеть и в сохранившемся кое-где еще в начале XX века пережитке «кататься на долгий лен». Так в Кубенском уезде Вологодской губернии с гор катались и замужние женщины. Делалось это не только ради развлечения. Считалось, что если скатишься удачно, то и лен будет хорошим. В Шенкурском уезде в чистый Понедельник «девки прежде стоя с горы катались, чтобы лен вырос мягкий». Ради хорошего урожая льна катались с гор и на донцах от прялок, такой же обычай был зафиксирован и у белорусов» [Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды... С. 44].
Отметим, что Масленица - единственный дохристианский праздник, не связанный с христианским календарем и не получивший нового истолкования. И именно на Масленицу, целиком и полностью связанную с заупокойным культом предков, совершались такие ритуальные катания на донцах. Определенные аналогии этому обычаю катания на прялках в масленичную неделю, обеспечивающую плодородие начинающегося нового земледельческого года, есть в верованиях жителей Гиндукуша (Афганистан) - нуристанцев, потомков одной из первых волн индоевропейцев, дошедших в глубокой древности (III -II тыс. до н.э.) до гор Афганистана и сохранивших в своих неприступных горных долинах обряды, ритуалы, верования далеких восточноевропейских предков. Так у жителей Гиндукуша существовали представления о женщинах-руи (оборотнях), которые летали по ночам над горами и долинами, увеличивая их плодородие, а конем им служили сундук или прялка [Йеттмар К. Религии Гиндукуша. - М.: Наука, 1981. С. 116].
О связи прялки и миром умерших свидетельствует очень интересный обычай, бытовавший в Горном Таджикистане, т.е. также у потомков древних индоевропейцев - восточных иранцев. Так если человек уходил из дома и пропадал без вести, то совершали обряд «саргардон». «Ночью, в последнюю среду месяца Сафар, когда устраивали прыганье через костры, три-четыре женщины запирались в доме, стараясь сделать это так, чтобы об этом никто не узнал. Делали куклу-мужчину - «мортияк». Эту куклу делали очень тщательно. Куклу клали в мешочек и вешали на колышек, вбитый в стену. Затем сажали перед прялкой девочку, не достигшую половой зрелости, и она должна была крутить прялку в обратную сторону до утренней зари, повторяя все время: «Пусть забеспокоится и скорей придет...» Считалось, что после этого пропавший человек должен был через некоторое время вернуться». Если обряд совершал мулла, то он писал заклинание и вешал его на дереве, а затем, «крутя прялку в обратную сторону, читал молитву» [Литвинский Б. А. Семантика верований и обрядов памирцев // Средняя Азия и ее соседи в древности и средневековье. - М.: Наука. 1981. С. 116] (курсив мой. - С. Ж.). Если через неделю человек не приходил, то его считали мертвым.
В Вологодской губернии был достаточно широко распространен обычай, когда на Святки парни отнимали у девушек прялки и уносили их на могилы, на кладбище. А. В. Кулевым в с. Воскресенском, Череповецкого р-на Вологодской обл., в конце 80-х годов был записан следующий рассказ о том, как совершался этот обряд еще в начале нашего века: «Ой, было тоже, кудесили... Ребята возьмут, у девок прялки оберут... А вот у нас здесь кладбище было, вот на горе-то на этой. У ково-нибудь уж там могила выкопана ли, чево ли, - покойника надо хоронить. Придут, да в эту могилу-то прялки и складут. Надо девчонкам сойти, а боятцы идти-то» [Экспедиционный фонд ЦНТК (01-06.40) с. Воскресенское (Приношу благодарность А. В. Кулеву за возможность использовать его экспедиционные материалы)]. Интересно и то, что первый вечер зимних святок, связанных, как и Масленица, с миром умерших (со «святьем»), называется «копыльным вечером», т.е. прялочным. Таким образом, прялка символизировала собой начало святок, во время которых категорически запрещалось прясть, ткать и вообще что-либо свивать.
Очень интересный пример восприятия покойника во взаимосвязи с прялкой (причем именно прялка является символом святости данного покойника), имеется и в поморских этнографических материалах начала XX в. Так А. А. Каменев в 1910 году пересказал легенду, рассказанную ему пожилой женщиной-поморкой, «кормщиком»(кормчим) карбаса, везшего его на небольшой остров между г. Кемью и с. Шуей, т.н. «Полтовскую коргу», местное «святое место», где была воздвигнута часовня. Ее рассказ был связан с историей появления этой часовни и тем, почему это место стало считаться «святым». Женщина поведала, что в описываемое ею время была сильная буря. «Рев моря был слышен в Шуе, волны ходили по морю, как громадные горы. Все думал и, что наступил конец света. В Шуе в то время была одна больная девушка, которая больше года не сходила с постели. В ту ночь она вдруг встала и стала смотреть в окно по направлению к морю. На вопрос матери, чего она смотрит в окно, та попросила: «Свезите меня на Полтовскую коргу; я хочу повидаться со своей сестричкой. - С какой сестричкой? - стала допытываться мать. - Свезите - увидите сами», - твердила девушка». Больше от нее не смогли добиться ничего. На утро, когда погода утихла, родители повезли свою дочь на «свидание с сестричкой» на Полтовскую коргу, где действительно нашли выброшенную на один из выступов островка мертвую девушку такой невиданной красоты, что они долго не могли оторвать от нее глаз. Утопленница была в простом поморском сарафане, с заплетенными в одну косу волосами и, что всего более удивило крещенных - утопленница сидела на прялке. Родители больной девушки приняли это за знамение божие и, окадив утопленницу ладаном, погребли ее тут же на корге по старообрядческому обычаю... С тех пор это место стало почитаться святым и впоследствии здесь была выстроена часовня.
- В эту часовню раньше много жертвовали... но эти пожертвования забирали себе мирские попы и больше жертвовать не стали» [Каменев А. А. Полтовская корга // ИАОИРС. - 1910. - № 1. С. 2],-закончила свой рассказ женщина-кормчий (курсив мой. - С. Ж.)
Уже неоднократно отмечалось, что русская, и особенно севернорусская, свадьба удивительно близка в своей обрядовой стороне, в мелодике, текстах причети и многих других деталях к похоронному обряду. К обычаям этого круга относится, вероятно, и обычай сжигать кудель на прялке невесты во время сговора, в знак окончательного решения судьбы девушки, известный в Новгородской губернии [Жекулина В. И. Исторические изменения в свадебном обряде и поэзии //Обряды и обрядовый фольклор. - М.: Наука, 1982. С. 242]. 0 том, что обряд этот древний и, возможно, восходит к общеиндоевропейской эпохе, свидетельствует один из эпизодов «Истории» Геродота, где говорится, что в Греции, на острове Делос, «девушки отрезают прядь волос перед свадьбой и. обвив вокруг прялки, возлагают их на могилу дев, прибывших с дарами богам с Севера, от гипербореев и умерших на Делосе» [Скифы. Хрестоматия. - М.: Высшая школа. 1992. С. 35]. (Гипербореи в древнегреческой традиции - люди, живущие на севере Европы у берегов Кронийского или Скифского океана, т.е. на побережьи Белого и Баренцева морей). Здесь хотелось бы подчеркнуть, что в севернорусской традиции еще в 30-е годы XX в. между льняным волокном и женским волосом ставился знак равенства. Стоит отметить также, что различные обрядовые действия со льном, льняной пряжей и прялкой, характерные для свадебной, похоронной обрядности, а также связанной со стимуляцией плодородия, присутствуют и в обрядах, направленных на усовершенствование рабочих навыков пряхи. Так А. В. Кулев записал в с. Воскресенском в конце 80-х годов рассказ о том, что считалось необходимым для пряхи еще в начале XX века: «Маленький клубочик напредешь первой раз... Выйдешь на крылечко, мама и говорит: «Вот вынеси на крылечко, зажги на крылечке ево и сиди на крылечке голой ж...». Это - лучше престь будешь. Ну, вот, я и сидела эдак. Пока клубочек не сгорел, я все на крылечке сидела» [Экспедиционные материалы Череповецкого ЦНТК (01-10, 40). с. Воскресенское.]
Рис. 3
1. Прялка. Вологодская губ. Харовский уезд. 1903 г.
2. Надгробье. Дерево. XIX в. -
Велецкая Н. Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. - М.: Наука. 1978. С. 182.
3. Прялка. Вологодская губ. XIX в.
4. Надмогильный памятник. Кладбище близ Кемского собора. Беломорье. XIX в. Ополовников А. В. Сокровища Русского Севера. - М.: Стройиздат. 1989. С. 147.
5. Резной костяной молоток. Поднепровье. VI V вв. до н. э. - Яковенко Э. В. Речной молоток из Среднего Поднепровья // СА 1969. № 2. С. 249. - Рис. I.
6. Оссуарий. Некрополь древнего Сарыта. - Горячева В. Д. Береналиев О. Раскопки Краснореченского городища // АО 1978. - М., 1979. С.590.
О связи с заупокойным культом предков и культом плодородия говорит также орнаментация традиционных севернорусских прялок, состоящая в большинстве своем из различных комбинаций треугольников, розеток, ромбов, выполненных в технике трехгранно-выемчатой резьбы. Но такие же орнаментальные мотивы, выступающие в качестве символов плодородия и оберегов, мы встречаем на изделиях из камня и металла на обширных территориях Евразии в различные исторические периоды. Они встречаются на предметах вооружения II - 1тыс. до н. э., на раннескифских изделиях рубежа VII — VI вв. до н. э., на резном костяном молотке из Пастырского городища (Среднее Поднепровье). Надо заметить, что орнамент из лучистых квадратов, покрывающих поверхность этого молотка, абсолютно идентичен декору севернорусских прялок и, в частности, описанной выше тарногской. Интересно, что опубликовавший этот молоток Э. В. Яковенко считает, что именно такая орнаментика свидетельствует о культовом назначении данного предмета, о его использовании «для отправления какого-то культа, связанного с идеей плодородия» [Яковенко Э. В. Речной молоток из Среднего Приднепровья // СА. 1969. - № 2. С. 249. Рис. I]. (рис. 3-5). В качестве оберегов и символов грядущего возрождения орнаменты, состоящие из треугольников, постоянно присутствуют на русских резных каменных надмогильных плитах XIII — XIV вв. из раскопок в Московском Кремле. Орнаментальные композиции на средневековых русских каменных надмогильных плитах абсолютно тождественны орнаментам на погребальных стелах Боснии, Герцеговины и областей, входивших в средневековое королевство Боснии [Шеляпина Н. С. Надгробия XIII - XIV вв. из раскопок в Московском Кремле //СА. 1971.-№ 3. С. 285-289]. Н. С. Шеляпина, говоря о надгробиях XIII - XIV вв. из Московского Кремля, пишет: «Реконструкция основных элементов орнаментальной композиции надгробий позволила установить, что они являются исходными в декорировании белокаменных надмогильных плит Москвы и Подмосковья XVI - XVII вв. Хронологически и стилистически они предшествуют широко распространенным типам надгробий с надписями. Размещение на поверхности намогильного камня XIII - XIV вв. орнамента из треугольников, розеток, тяг, членящих поле на несколько зон, исключает возможность поместить на нем эпитафию» (курсив мой. - С. Ж.) [Шеляпина Н. С. Надгробия... С. 285-86].
Но в таком случае, сам орнамент выполнял функции эпитафии-оберега и в том же качестве он присутствовал и на могильных плитах и погребальных стелах средневековой Боснии. Мы можем найти достаточное количество примеров, когда орнаментация лопасок прялок почти полностью идентична декору-оберегу намогильных плит (рис. 4: 1 -3). Думается, что такое схождение не случайно, и в этом убеждают многие факты. Так Н. Н. Велецкая в своей работе «Языческая символика славянских архаических ритуалов» приводит образцы традиционных украинских и южнославянских деревянных надгробий, совершенно идентичных по форме русским и, прежде всего севернорусским, прялкам [Велецкая Н. Н Языческая символика славянских архаических ритуалов. - М.: Наука. 1978. С. 182].
Близость прялок по форме к надгробиям, а также использование их в качестве надгробий было отмечено Н. И. Толстым, который подчеркнул, что: «Интересующие нас деревянные надгробия зафиксированы в местностях, где много камня, но они обязательно деревянные, что связано, надо полагать, с культом деревьев (древо жизни и т.д.). Для выяснения их распространения в прошлом очень ценны свидетельства подобного рода: «в 1743 г. сербский епископ Павел Ненадович велел своей пастве ставить кресты на могилах, а не следовать обычаю и «простая древеса съ преслицомь (прялкой) воздружати» [Толстой Н. И. Об одной карпато-южнославянской изопрагме // Симпозиум по проблемам карпатского языкознания (24-26 апреля 1973 г.) Тезисы докладов и сообщений. - М.: Наука, 1973. С. 50-55].
Несомненный интерес представляет и то, что форма ножки описанной выше тарногской прялки (вообще характерная для прялок данного района) абсолютно идентична традиционным каменным надгробиям Верхней Балкарии и Карачая (Сев. Кавказ), которые имеют своим прообразом деревянные надгробия архаического типа, аналогичные тем, что бытуют в некоторых селениях Горной Балкарии по настоящее время [Кузнецова А. Я. Народное искусство карачаевцев и балкарцев. - Нальчик: Эльбрус. 1982. С. 140] (рис. 1-3). В нашем случае приходится говорить не о простом сходстве ножки тарногской прялки с каменными и деревянными надгробиями Северного Кавказа, а об аналогиях даже в деталях орнамента. Это обстоятельство может показаться странным и необъяснимым.
Но если мы обратимся к данным истории, то все встанет на свои места. Так В. И. Абаев, говоря об осетинском (аланском) языке, подчеркивает, что при сравнении его со славянскими языками, бросается в глаза «обилие специфических скифо-славянских схождений» и что по количеству этих схождений скифо-славянские связи «далеко превосходят... связи скифского с любым другим европейским языком и языковой группой» [Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы. - М.: Наука, 1965]. Он же считает, что множество осетинских слов в балкарской речи, чрезвычайная близость внешнего облика балкарцев к типу соседней осетинской народности дигорцев (где очень значителен процент светловолосых и светлоглазых людей), характерное для осетин и балкарцев цоканье - все это «следует бесспорно считать аланским наследием» [Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы. - М.: Наука, 1965] (курсив мой. - С. Ж.).
Кроме того, В. И. Абаев отмечает, что: «выявлено немало случаев, когда осетинский смыкается именно с северно-русскими (онежскими, архангельскими) говорами, минуя южнорусские» [Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы... С. 50].
Стоит обратить внимание на то обстоятельство, что различные авторы в разное время подчеркивали: на севере Европы (от Балтики до Урала или Ледовитого океана) обитали скифоаланы (Птолемей II в. н. э.), русоланы (исландские саги), аланы, которые сами себя звали «веси» (Адам Бременский XI в.) [Бронштэн В. А. Клавдий Птолемей. - М.: Наука. 1988.С. 146.
Таким образом, между древним населением севера Восточной Европы, которое вышеперечисленные авторы называли «аланами» или «русоаланами», а Н. Я. Марр - «северными сарматами» или «русыми», и потомками алан - осетинами и балкарцами - народами Северного Кавказа, судя по всему, родство более тесное, чем может показаться на первый взгляд. И нет ничего удивительного в том, что очень много общего в языке осетин и севернорусских диалектах, что ножка тарногской прялки так похожа на осетинские и балкарские (т.е. аланские) надгробия. Перед нами свидетельства древних передвижений родственных племен и народов на новые территории, когда они, уходя со своей прародины, уносили с собой обряды, верования, мифы, традиции, культуру.
Основания для таких выводов дают не только надгробия Северного Кавказа, но и древние памятники Средней Азии, где в настоящее время живет индоевропейский народ - таджики. Так, например, найденный во время раскопок Краснореченского городища (Сарыта) глиняный сосуд для костей умерших (оссуарий) VII - IX вв. был украшен резным орнаментом, удивительно похожим на декор лопаски тарногской прялки. Те же розетки, композиции из треугольников, веточки. 0 значимости подобного орнамента говорит не только нахождение его на оссуарии, но и то, что орнамент резьбы в жилых помещениях древнего Сарыта был иной - не геометрический, а растительный. Краснореченский оссуарий, кроме того, украшают лепные фигурки мужчин в характерной позе, со скрещенными на груди руками [Археологические открытия 1978 г. - М.. 1979. С. 590-591] (рис. 3-6). И здесь вновь приходится вспоминать донца русских прялок в виде мужской полуфигуры со скрещенными руками и шестилепестковой розеткой на туловище. Надо отметить также, что в Таджикистане трехгранно-выемчатая резьба, аналогичная севернорусской, издревле была распространена на мазарах - «могилах святых», михрабах - т.е. объектах, связанных с культами предков и плодородия (рис. 5-!, 3-4; рис. 6-3).
Рис.4.
1,3. Орнаменты намогильных плит XIII — XIV вв. из раскопок в Московском Кремле. - Шеляпина Н. С. Надгробия XIII XIV вв. из раскопок в Московском Кремле // СА. 1971. - №3. С. 285. Рис. I (10, 8).
2. Намогильная плита из Троицкою собора г. Трубчевска Брянской обл. - Шеляпипа Н. С. Надгробия XIII - XIV вв. из раскопок в Московском Кремле... С. 287. Рис. 3.
4. Вологодская прялка. XIX в.
Источник - книга Мир образов русской прялки, автор - Жарникова С.В.
Хотелось бы узнать о металлических прялках древней Греции.
интересно