Культура и быт Пермского Предуралья, Средние века
(2 часть)
Крыласова Наталья Борисовна
МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА И БЫТ СРЕДНЕВЕКОВОГО НАСЕЛЕНИЯ ПЕРМСКОГО ПРЕДУРАЛЬЯ
археология
Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук
Санкт-Петербург 2007
Работа выполнена в Институте истории материальной культуры РАН.
Официальные оппоненты:
Белорыбкин Геннадий Николаевич, д.и.н., профессор, зав. кафедрой Истории древнего мира, средних веков и археологии исторического факультета Пензенского государственного педагогического университета им.В.Г.Белинского.
Никитина Татьяна Багишевна, д.и.н., зам. директора Марийского научно-исследовательского института языка, литературы и истории при Правительстве республики Марий Эл.
Савинов Дмитрий Глебович, д.и.н., профессор кафедры археологии исторического факультета С-Петербургского Государственного университета.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института истории материальной культуры.
Второй параграф посвящен характеристике утвари. Определить основной способ приготовления блюд позволяет анализ кухонной посуды. На протяжении длительного времени основной формой посуды были приземистые круглодонные горшки и чаши (в историографии известны как «прикамская чаша»). Вероятно, традиционные представления препятствовали возникновению новых форм сосудов. Это выражается, в частности, в том, что когда у населения городищ в XI веке в интерьере появляются элементы мебели с плоской поверхностью (столы, полки, печи с плоским сводом), для установки круглодонной посуды возникли специальные керамические подставки-валики. Но, вместе с тем, в быт населения городищ и крупных производственных селищ начали проникать новые формы посуды, привнесенные пришлым населением (иноэтничные формы лепных горшков, изготовленная на гончарном круге посуда булгарского производства, медные котлы и пр.), и со временем под их влиянием стали постепенно изменяться и формы местной лепной посуды. В первую очередь, изменения выражались в уплощении днища сосудов традиционных форм и в широком распространении керамических котлов. При этом уплощение дна происходило постепенно, долгое время сохранялся плавный переход от стенок ко дну, и лишь в XIV веке появились сосуды с ребром при переходе к днищу. Подавляющее большинство сосудов для приготовления пищи предназначалось для варки или тушения, на основании чего можно предполагать, что основным видом блюд были похлебки и каши. Кроме этого, на поселениях Пермского Предуралья известны единичные находки глиняных сковород, которые, скорее всего, использовались не для жарки, а для выпечки хлеба.
Для хранения и транспортировки продуктов могла использоваться как деревянная бондарная и резная утварь, о наличии которой свидетельствует характер деревообрабатывающего инструментария, так и разного рода крупные керамические сосуды (горшки, корчаги, хумы, кувшины как местного, так и булгарского производства), кожаные емкости (бурдюки, мешки).
Для употребления пищи служили, главным образом, все те же горшки и чаши. Судя по тому, что чаши обычно более богато орнаментированы, можно предполагать, что именно они предпочитались в качестве столовой посуды. Но в керамическом инвентаре присутствует и определенная доля сосудов для индивидуального приема пищи и подачи холодных блюд – миски и блюда. В качестве сосудов для питья в ранний период могли использоваться миниатюрные горшочки и плошки, но с конца X–XI вв. (единичные предметы известны с IX в.) в обиход начали входить новые формы специализированных сосудов (ковши и кружки). Остатки подобных деревянных сосудов известны в ряде погребений, чаще всего сохраняются металлические обоймы, украшавшие венчик сосуда. Керамические кружки получили широкое распространение в XI-XIII веках.
Значительный интерес представляют столовые приборы. Поскольку прикамские ложки еще не рассматривались в качестве особой категории, в работе приводится их подробная классификация, устанавливаются хронологические этапы их эволюции. В Пермском Предуралье известны, главным образом, металлические и костяные ложки, которые имели характер амулетов и входили в состав элементов костюма, они отличаются довольно специфическими формами и особенным своеобразным декоративным оформлением. Тем не менее, сравнение с бытовыми деревянными и костяными ложками, известными на соседних территориях, показывает, что амулеты являлись копией обыденных предметов. Большинство ложекамулетов и по размерам не уступают реальным прототипам, и вполне могли использоваться по прямому назначению, например, во время ритуальных трапез. До середины XI в. бытовали ложки с укороченной рукоятью. Затем произошло удлинение рукояти столовых приборов, что, вероятно, было вызвано распространением нового, неизвестного ранее предмета интерьера – стола. Развитие формы черпака происходило следующим образом: в период второй половины VIII – первой половины IX вв. преобладали ложки с большим черпаком овально-подпрямоугольной формы, вытянутым по осевой линии. Во второй половине IX в. черпак принимает округлые очертания, эта форма сохраняется до середины XI в., хотя с конца Х в. округлый черпак начинает постепенно вытягиваться в стороны, и приобретать очертания овала, перпендикулярного осевой линии ложки. Эта форма черпака возобладала к концу XI в., группа ложек с длинной плоской прямоугольной рукоятью и относительно небольшим овальным черпаком, перпендикулярным рукояти, хотя и датируется по хронологии памятников XI–XIII вв., вероятно, имела более узкую дату (XI–XII вв.?). В XII–XIII вв. распространились ложки с длинной тонкой рукоятью и овальным яйцевидным черпаком. Обычно ложки имеют уплощенный или слабоуглубленный черпак, следовательно, они были предназначены для принятия или приготовления определенных видов пищи, вероятнее всего, каких-то кашеобразных блюд. Таким образом, изучение ложек не только позволяет проследить эволюцию во времени их формы, но и дает возможность установить кулинарные традиции древнего населения.
Кроме ложек в Пермском Предуралье с XIII в. известны были и вилки, что, по-своему, является уникальным явлением для периода средневековья.
Имеется множество археологических свидетельств того, что утварь наделялась магическим значением, наиболее ярким примером того являются ложки-амулеты. В отдельном разделе главы рассматривается семиотический статус утвари.
Подводя итог характеристике утвари, можно отметить, что в период X– XI вв. значительно расширяется ассортимент видов посуды, как за счет использования продукции булгарских ремесленников, так и за счет возникновения новых форм местной лепной посуды. Этот факт обусловлен укрепившимися связями с Волжской Булгарией, от которой могли быть заимствованы не только новые виды культурных растений, и, возможно, обычай употребления в пищу молока, но и новые способы приготовления блюд из них. А для приготовления и употребления этих блюд потребовалась и более разнообразная посуда.
Вторая глава «Жилище» посвящена второму по значимости элементу материальной культуры жизнеобеспечения. В первом разделе главы рассматриваются конструктивные особенности жилищ Пермского Предуралья. Конструкция жилища зависит от климатических условий, наличия строительного материала, этнических традиций, нередко и у одного этноса отмечается большое разнообразие типов жилищ. В Пермском Предуралье в период средневековья наблюдается значительная пестрота конструктивных типов жилищ.
Жилища Прикамья рассматривались исследователями (М.В. Талицким, В.А. Обориным, Р.Д. Голдиной, В.А. Кананиным) в контексте работ, направленных на обобщение материалов по отдельным археологическим культурам региона. Специальный целостный анализ этой категории материальной культуры местных народов был предпринят Е.М. Черных.
Основные выводы исследователей следующие: уже с периода раннего железного века для Прикамья характерны наземные прямоугольные 21 бревенчатые жилища, среди которых выделяются постройки столбовой и срубной конструкции. В обеих группах преобладали сооружения с двускатной кровлей, реже встречаются жилища с односкатной крышей. Для ломоватовских и раннеродановских жилищ характерными чертами являются значительная площадь (60–100 кв. м), наличие в центре столбовых ям от опоры крыши, наличие канавок по периметру постройки, наличие открытого тамбура перед входом. Для позднеродановских жилищ характерны: небольшая площадь (16–30 кв. м), отсутствие канавок, отсутствие опорных столбов, наличие закрытого тамбура при входе, расположенного под одной крышей с жилищем.
Новые материалы, приведенные в данном разделе, позволяют поновому взглянуть на жилища столбовой конструкции, которые Р.Д. Голдина относила к раннему периоду, Е.М. Черных считала легкими временными постройками. В реальности такие жилища, более простые в сооружении, мало уступали по своим теплозащитным функциям срубным постройкам, и, в большинстве случаев, представляли собой постоянные долговременные жилища. Вполне вероятно, что такие жилища преобладали на сельских поселениях, в то время, как для городищ (изученных в большей степени) были более свойственны срубные сооружения. К сожалению, недостаточная изученность селищ не позволяет однозначно ответить на данный вопрос.
Во втором разделе характеризуются особенности интерьера.
Основными элементами интерьера прикамского жилища, которые обычно фиксируются археологически, являлись очаг и внутрижилищные ямы. Очаг и яма обычно располагались по центральной оси, отклонения от такой планировки первоначально были довольно редки. Но со временем рост производительных сил существенно изменил требования к жилищу. Развитие скотоводства потребовало выделения части жилой камеры для содержания зимой молодняка домашних животных. С развитием ремесла появилась необходимость выделения места для мастерской. Не последнюю роль могли сыграть изменения в структуре семьи. Место очага в жилищах Пермского Предуралья становится все более неустойчивым, он то сдвигается к стене в угол, то появляются дополнительные очаги, вытянутые в ряд вдоль продольной оси помещения. На позднем этапе родановской культуры хотя еще встречаются жилища с центральным положением глинобитного очага, но в большей части жилищ его местонахождение варьирует, чаще всего тяготеет к углам или стенам.
Среди внутрижилищных ям выделяются околоочажные и кладовые.
Околоочажные ямы различной формы и размеров заполнены мусором и пищевыми отходами. Кладовые ямы уже с раннего времени имели правильную форму, внутрь ставились деревянные рама, укрепленная по углам столбиками. На дне ям часто наблюдаются небольшие прокалы. В поздних родановских ямы-кладовки жилищах изредка еще устраивались внутри дома, но чаще выносилась за его пределы, и находилась во дворе.
В ряде средневековых жилищ Пермского Предуралья фиксируется наличие нар, которые представляли собой земляные возвышения, огороженные досками, или же просто сбитые из досок и бревен топчаны, расположенные по периметру вдоль стен.
Пространство между нарами (пол жилища) довольно редко оставалось никак не благоустроенным. Иногда на полу фиксируются следы деревянного настила из досок или тонких бревен. В родановское время широко был распространен обычай покрывать пол обожженной глиной, которая нередко дополнительно покрывалась досками.
Косвенные данные (наличие подставок-валиков для круглодонной посуды) свидетельствуют о распространении в XI–XII вв. предметов мебели с плоской поверхностью. Интерьер дополнялся разного рода сундуками и шкатулками, от которых сохранились накладные детали. С Х в. широкое распространение получили навесные пружинные замки, которые могли предназначаться для запирания жилых домов, хозяйственных сооружений, сундуков, ларцов. Но, вероятнее всего, жилища в старину, как, впрочем, и сейчас во многих деревнях, не запирались, а замки предназначались исключительно для сохранности особых ценностей, хранящихся в сундуках.
Возможно, большая их часть, встреченная на городищах, предназначалась для сундуков с товарами, привозившимися купцами. В Пермском Предуралье были распространены навесные замки, хорошо известные как на территории Руси, так и в Волжской Булгарии. Нутряные замки – большая редкость, известен всего один ключ от такого замка.
Следует отметить, что изменения, происходящие как в конструкции, так и в интерьере жилищ, фиксируются, прежде всего, именно на городищах, где население имело активные контакты с ремесленниками, торговцами и прочим приезжим людом. Вполне допустимо, что разнообразные новшества в обустройстве жилища объясняются не только естественной эволюцией социальных отношений, но и мощным инокультурным воздействием.
В главе 3 «Огонь в быту населения Пермского Предуралья» рассматриваются основные функции огня в быту. Огонь использовался при приготовлении пищи, в жилище являлся основным источником света и тепла, предметы для добывания огня одновременно являлись могущественными амулетами, которые занимали важное место в костюме мужчин и женщин средневекового Пермского Предуралья. Первый раздел главы, посвященный культовому значению огня у финно-угорских народов, включен в работу с целью более полного понимания археологических артефактов, связанных с добыванием и использованием в бытовых целях огня. Во втором разделе подробно рассматриваются орудия для добывания огня. В Пермском Предуралье в качестве таких орудий выступал комплекс, включающий стальное кресало, кремень и трут, помещавшийся в металлическую трубицу.
На памятниках Пермского Предуралья представлено большое разнообразие стальных кресал, среди которых имеются и такие, которые были распространены по всей территории Евразии, и такие, которые присущи только данной территории. Кроме того, Пермское Предуралье по праву считается родиной кресал с фигурной бронзовой рукоятью. В работе предложена подробная классификация всей совокупности кресал и выстроена их хронология, отдельные результаты этого исследования нашли отражение в публикациях (Крыласова Н.Б. Хронология кресал Пермского Предуралья // Известия ЧНЦ УрО РАН. № 1. – Челябинск, 2007; Типология и хронология стальных кресал Пермского Предуралья // Влияние природной среды на развитие древних сообществ.– Йошкар-Ола, 2007). Поскольку кресала принадлежат к группе качественных кузнечных изделий, производство которых доступно лишь высококвалифицированным профессионалам, они сравнительно поздно распространились на территории Пермского Предуралья – первые их экземпляры появились здесь не ранее конца VII века, и с этого момента они бытовали вплоть до середины XIX века.
Самыми ранними были калачевидные кресала из круглого дрота, которые не получили широкого распространения, аналогий не имеют. Более массовыми стали пластинчатые кресала с одной рукоятью и в виде плашек, распространенные в VII–IX вв. преимущественно на территории Пермского и Удмуртского Предуралья. В комплексе с ними использовались железные трубицы для трута с изящной петлей в виде завитка.
В период с конца IX – начала Х вв. до первой половины XI века кресала становятся наиболее массовыми, встречаются в большинстве мужских и многих женских погребениях. Среди них самыми распространенными были калачевидные кресала овально-подтреугольной формы. В этот же период бытовали разнообразные типы биметаллических кресал. Редкими типами, встречающимися в данный период, являются трапециевидные пластинчатые кресала IX–X вв. и кресала в виде вытянутой плашки с петлей Х – начала XII веков.
Со второй половины–конца XI в. до начала XIII в. бытовали калачевидные кресала подтреугольной формы и кресала с дугообразным и прямоугольным язычком, у которых S-образно изогнутые рукояти почти вплотную прижаты к лезвию. Одновременно появились овальные и прямоугольные двулезвийные кресала, хорошо известные в Восточной Европе. Эти кресала можно считать древнерусским импортом или местной продукцией, возникшей под культурным влиянием русских переселенцев, в то время как одновременные калачевидные кресала встречаются преимущественно в Приуралье исключительно в финно-угорской среде.
Недолгое время (XII–XIII вв.) просуществовал оригинальный локальный тип двулезвийных кресал с асимметричными лезвиями, который не имеет аналогий за пределами Верхнего Прикамья.
С XIV по XIX вв. были распространены изящные В-образные калачевидные кресала как с язычком, так и без него, одновременно с которыми бытовали овальные пластинчатые кресала. Наряду с ними в XV–XVII существовали калачевидные кресала с прямоугольным лезвием и тонкими концами рукоятей. Если первые находят аналогии в основном на Урале и в Сибири, то последние известны по всей территории Восточной Европы.
Т.о., представления исследователей, основанные на новгородских датировках, по которым калачевидные кресала с язычком относятся к X–XI вв., в последней четверти XI в. сменяются калачевидными кресалами без язычка, а с XII в. вытесняются овальными, для Пермского Предуралья не применимы. Наличие или отсутствие язычка здесь не является хронологическим признаком, а таковым выступает форма и особенности оформления концов рукояти. Кресала, как и многие другие бытовые предметы, играли роль магических помощников людей, это доказывают и материалы могильников, и этнографические факты. Наиболее ярким свидетельством того является появление и распространение в Пермском Предуралье в конце IX – начале Х вв. кресал-амулетов с бронзовой рукоятью, у которых полезные практические свойства почти отсутствуют. Тот факт, что именно Пермское Предуралье было родиной этих уникальных предметов, пользовавшихся большой популярностью в финно-угорском мире в Х – первой половине XI вв., доказывают и результаты их картографирования, и то, что именно здесь представлены почти все выделенные типы (Крыласова Н.Б. Биметаллические кресала // Stratum plus. 2006, № 5). Большие перспективы открывает изучение сюжетов, представленных на рукоятях биметаллических кресал. Например, опыт расшифровки одного из сюжетов, известного в историографии как «Один и вороны», дал любопытные результаты: с точки зрения мифологии сибирских народов этот сюжет является иллюстрацией одного из вариантов предания о получении людьми орудий для добывания огня (Крыласова Н.Б. К вопросу об интерпретации кресал с сюжетом, известным в историографии как «Один и вороны» // Российская археология, 2006, № 4). На наш взгляд, известные сюжеты должно объединять нечто общее, в соответствии с этим в работе предлагается несколько основных направляющих линий для дальнейших исследований.
В третьем разделе главы рассматриваются конструктивные особенности очагов. Население Пермского Предуралья стремилось использовать различные средства для сохранения тепла в помещениях.
Одним из них является усовершенствование открытого очага путем использования в его конструкции большого количества глины и камней. Как правило, при раскопках очаги представляют собой яркие пятна прокаленной глины, иногда они образуют толщу до 70 см, состоящую из чередующихся прослоек золы и прожженной глины. В родановское время такой очаг нередко заключался в деревянную раму, препятствующую расползанию глины. Кроме очага открытого типа в Пермском Предуралье можно предполагать и наличие отопительного устройства типа камина (чувала), которое фиксируется уже с VIII в., но наиболее распространенным, вероятно, становится в тот период, когда очаг переносится в угол или к одной из стен, в этом случае выход дыма через свето-дымовую щель в кровле жилища становился затруднительным, и камин с трубой мог решить проблему вывода дыма из помещения. В эволюции очага отчетливо прослеживается тенденция увеличения толщи его основания с использованием глины и камней, аккумулирующих тепло, тенденция поднятия очага на уровень нар, что способствовало лучшему обогреву жизненно важного пространства, и, наконец, этот процесс завершился появлением на рубеже XI–XII вв. черной глинобитной печи, что, вполне возможно, было связано не только с эволюцией местного отопительного устройства, но и с новыми бытовыми традициями, привнесенными пришлым населением.
Четвертый раздел главы посвящен рассмотрению осветительных приборов. В качестве таковых с раннего времени могли использоваться маленькие керамические плошки, которые в небольшом процентном соотношении присутствуют в большинстве керамических комплексов средневековых поселений. Они могли применяться как масляные светильники-жирники. С Х в. в Волжской Болгарии получили широкое распространение специализированные масляные светильники в виде невысокой глиняной плошки с носиком-желобком и ручкой. Они достаточно стандартны и отличаются от древнерусских. Именно такие светильники появились и на ряде городищ Пермского Предуралья. Следует отметить, что наибольшее количество этих предметов происходит с городища Анюшкар, где, очевидно, данные светильники производились приезжим булгарским ремесленником, причем один экземпляр, изготовленный на гончарном круге, содержит в тесте толченую раковину и имеет характерный для Пермского Предуралья обжиг. На этом же городище обнаружены и образцы лепных орнаментированные светильников, подражающих по форме булгарским. В XIII–XV вв. появились первые железные светцы-лучинодержатели, которые, несомненно, были заимствованы с территории Руси. Единичными находками представлены детали хоросов – подвесных светильников для установки свечей, которые использовались с X–XII вв. в мусульманских и христианских храмах, реже в парадных палатах знати. Следует отметить, что разнообразные новшества (печи, светильники, светцы) появляются, в первую очередь, у населения крупных городищ, имевших возможность приобщения к инокультурным традициям.
Глава 4 «Костюм и его элементы» обобщает результаты проводимых ранее исследований (Крыласова Н.Б. История прикамского костюма, Пермь, 2001; Иванов В.А., Крыласова Н.Б. Взаимодействие леса и степи Урало-Поволжья в эпоху средневековья (по материалам костюма) Пермь, 2006). В первом разделе главы рассматриваются особенности одежды. У всех половозрастных категорий она включала полотняную рубаху, демисезонную тканевую или зимнюю меховую верхнюю одежду, обувь, головные уборы.
Характер одежды и материалы для ее изготовления были обусловлены природно-климатическими условиями и особенностями хозяйственной деятельности. Покрой одежды определялся соображениями оптимального использования исходных материалов и минимизации обрезков. На обширных пространствах лесной зоны Восточной Европы одежда была практически одинаковой. Специфические этнические черты костюму придавали декоративные детали. Второй раздел главы посвящен характеристике состава декоративного убранства костюма. В Пермском Предуралье его основа сформировалась уже в VII–XVIII вв. в соответствии с идеологическими представлениями населения. Истоки многих характерных прикамских украшений можно обнаружить в южных кочевых культурах, которые в эпоху средневековья являлись распространителями «моды» по всей Евразии, в салтовских древностях, но на основе этих идей в Пермском Предуралье сформировался свой особый комплекс украшений. В полном виде средневековый женский костюм Пермского Предуралья включал височные подвески, накосники, шейно-нагрудные украшения, пояс с набедренником, украшения рук (браслеты, перстни). В составе мужского костюма наиболее часто присутствуют пояса, височные подвески, иногда мужской костюм дополнялся украшениями рук и шейными украшениями. Для того, чтобы проследить особенности эволюции костюмного убранства, провести классификацию костюмных комплексов, был применен метод математической статистики.
Декоративный комплекс средневекового костюма в Пермском Предуралье, в принципе, представлял собой набор разнообразных амулетов.
Большинство из них были полифункциональными: несомненно, первостепенное значение имела их магическая функция, но, наряду с этим, многие украшения-амулеты можно считать этническими маркерами, социальными знаками, значительное количество предметов, входящих в состав костюмных комплексов, имели утилитарное назначение (предметы гигиены, быта, орудия труда), но, заняв свое место в костюме, они становились амулетами. Не имея возможности привести в диссертационной работе подробной морфологической характеристики основных категорий украшения прикамского костюма, здесь определяются их общие характерные черты. Наиболее характерные для Пермского Предуралья украшения представлены в составе женских костюмных комплексов. Основную этномаркирующую функцию выполняли элементы накосников. К таковым относятся арочные шумящие подвески, среди которых наиболее многочисленными были подвески с ажурной основой, изображающей стилизованный росток (т.н. арочные подвески «прикамского типа»), с изображением головы медведя, с XI в. – выполненные в технике имитации косоплетки. Массовыми накосниками были также биконьковые шумящие подвески с относительно реалистичными пластическими изображениями конских голов отлитых (коньковые подвески «прикамского типа»).
Довольно широко в качестве накосников использовались шумящие подвески с треугольной основой, заполненной маленькими «умбончиками», колесовидные, трапециевидные и другие формы подвесок. И мужчины и женщины использовали височные подвески, которые, как известно, также могут выступать в качестве этномаркеров. В Пермском Предуралье это проявляется в полной мере. В ранний период существовали подвески с привеской в виде полого калачика, известные как «серьги харинского типа», затем были распространенны т.н. «серьги салтовского типа», которые в пермском Предуралье приобрели собственный облик. Это подвески с привеской в виде полого шарика и в виде грозди из зерни. Первые со временем приобрели пышное декоративное ювелирное оформление, и в таком виде получили в археологической литературе название «височные подвески с грушевидной привеской». На рубеже X–XI вв. получили распространение проволочные и калачевидные височные кольца (серьги).
Для женского и мужского костюма характерными могут считаться наборные пояса, которые дополнялись разного рода привесками: узкими ремешками с накладками, низками бронзовых бус и пронизок с колокольчиками на конце.
В состав женских поясных низок нередко входили зооморфные пронизки, особенно многочисленные в VII–IX вв.: медведи, птички, изображения крылатого пса Сенмурва и прочие. В женском костюме на поясе помещались туалетные медальоны-коробочки с шумящими привесками и «самоварчики», амулеты-ложечки, игольники.
В третьем разделе главы более подобно рассматриваются разнообразные приспособления для ношения в костюме орудий труда повседневного использования, большинство из которых еще никогда не являлись объектом специального исследования. К категории предметов приспособлений для крепления съемных деталей отнесены подвески в виде «костыльков» и «якорьков» из бронзы и кости, которые имели, главным образом, не декоративное, а утилитарное значение. «Рога» этих подвесок закреплялись в специальных петлях на поясе или в волосах при подвешивании накосников, ножен и т.п. При этом в составе накосников отмечаются, как правило, бронзовые «костыльки». Но они также встречаются и на поясе. «Якорьки» преимущественно служили для подвешивания различных предметов на пояс.
В материалах ряда могильников представлены поясные сумочки, среди которые выделено два отдела: кошельки для хранения элементов огнива, которые присутствуют в мужских погребениях, и женские сумочки для рукоделия и других мелких предметов, которые необходимо было иметь под рукой. Кошельки из кожи или ткани, обрамленные по краям металлическими обоймами, характерны преимущественно для Прикамья, включая территорию Волжской Булгарии, известны в Марийском Поволжье, а наиболее многочисленны в Паннонии. Женские поясные сумочки выделяются впервые. Их удалось зафиксировать благодаря металлическим украшениям – шумящим подвескам, «бахроме» с бубенчиками, особым декоративным застежкам, не имеющим аналогий за пределами Пермского Предуралья.
В большинстве погребений всех поло-возрастных категорий представлены ножи. Обычно нож располагается в области левого бедра, что свидетельствует о его нахождении в ножнах на поясе. Судя по следам древесины, ножны и рукояти изготавливались преимущественно из дерева. В период IX – начала XI вв. получили относительно широкое распространение деревянные ножны, обложенные металлическими пластинами (медными, бронзовыми или серебряными). Зачастую они бывают орнаментированы зернью. Сбоку к ножнам припаивался железный стержень, изогнутый вверху петлей, за которую ножны с помощью узкого ремешка, кожаного шнура, бронзовых или железных цепочек крепились к поясу. Ножны с металлическими обкладками в целом характерны исключительно для «богатых» женских захоронений с костюмными комплексами 1–2 типов. Эта категория предметов никогда подробно не анализировалась исследователями.
В работе приводится классификация подобных ножен, выделяются характерные хронологические признаки.
Шилья, носившиеся на поясе, также помещались в специальные футляры. Роговые футляры с конусовидной емкостью внутри имели в верхней части два выступа со сквозными отверстиями. Такие же отверстия просверливались в Т-образных орнаментированных рукоятях из рога, реже из бронзы. При помощи кожаных шнурков, продеваемых в отверстия, футляр и рукоять скреплялись вместе и подвешивались к поясу. Рабочую часть шила извлекали, сдвигая рукоять вверх по шнурам. Подобная конструкция может считаться характерной для Пермского Предуралья. Она применялась в туалетных коробочках – «самоварчиках», в бронзовых игольниках с крышками. Хотя подобные футляры для шильев, которые бытовали в период с X по XIV вв., встречаются довольно широко, родиной их, вероятно, являлось Пермское Предуралье.
В составе костюма присутствовали и футляры для игл – игольники, которые носили преимущественно женщины на поясе или на правой косе.
Для Пермского Предуралья характерны вертикальные игольники, которые делятся на два отдела: в виде сквозной полой емкости, через которую протягивался шнур с узлом или пробкой на конце, и в виде замкнутой конусовидной емкости. Ряд этих игольников уже рассматривался Л.А. Голубевой (1978), но некоторые группы, например, характерные исключительно для Пермского Предуралья флаконовидные пронизкиигольники, анализируются впервые.
Подводя итог главы, можно отметить, что наиболее значительно по составу украшений отличается от других харинский этап, на котором еще не начался процесс формирования характерных типов прикамских украшений, возникают лишь отдельные идеи – использование в накосниках коньков, медведей, уточек, редких арочных подвесок. Наиболее показателен период с VII до середины XI вв., когда возникает наиболее характерный для Пермского Предуралья комплекс украшений и разного рода амулетов.
Наивысшей точки развития украшения-амулеты достигают на рубеже X–XI вв., когда даже предметы быта и орудия труда, входившие в состав костюма (гребни, копоушки, туалетные коробочки, ложки, игольники), почти полностью лишаются своей практической роли, дополняясь шумящими привесками. В это же время получают распространение бронзовые подвескиамулеты, имитирующие гребни. Кресала с бронзовыми рукоятями также не годились для практического использования и были исключительно амулетами. Со второй половины XI в. ситуация коренным образом меняется.
Вместо типичных украшений, которые вошли в историографию как украшения «прикамского типа», с присутствием большого количества достаточно реалистичных зооморфных и орнитоморфных образов, получают распространение украшения, выполненные в технике имитации косоплетки.
В этот период сохраняются только отдельные орнитоморфные пронизки, которые отличаются значительной стилизацией. В женском костюме используется значительно меньше бус, но взамен распространяется совершенно новый вид нагрудных украшений, которые подвешивались на шею на шнуре или цепочке – биякорьковые, подковообразные и иные типы шумящих подвесок. Вполне вероятно, что это связано если не с полной сменой населения, то со значительным влиянием со стороны финских культур с запада.
Глава 5 «Предметы гигиены». Гигиенические правила у всех этносов отличались большой устойчивостью, и играли особую роль в этническом самосознании. Гигиенические принадлежности, в том числе копоушки и гребни, широко распространенные в Пермском Предуралье, воспринимались не просто как банальные утилитарные предметы, а как магические участники важного ритуального действия.
В первом разделе главы рассматриваются гребни, которые по общепринятой в археологии классификации делятся на 4 отдела: цельные односторонние, составные односторонние, цельные двусторонние, составные двусторонние. Среди цельных односторонних гребней выделяются гребни с высокой спинкой, украшенной парой прорезных фигурок животных (зооморфные) (Крыласова Н.Б. Зооморфные роговые гребни в материальной культуре Севера Восточной Европы // Археология, этнография и антропология Евразии – Новосибирск, 2007, № 1), переходные гребни (в которых еще угадываются зооморфные черты) и арочные. Все они, несомненно, имеют местное происхождение (Пермское и Удмуртское Предуралье), не смотря на то, что зооморфные гребни распространились далеко на запад по Волжскому торговому пути, а арочные широко представлены на территории Волжской Булгарии. Это четко прослеживается на приведенных в Приложении картах. Зооморфные гребни наиболее ранние (VIII–X вв.), они часто встречаются в женских погребениях, где помещались на правую косу. Реже такие гребни присутствуют в мужских погребениях, где они находились на поясе. Тот факт, что данные гребни выступали в качестве амулетов, подтверждается не только их особым оформлением, но и частым наличием отверстий для шумящих привесок, а также широким распространением в Х в. бронзовых амулетов, лишь имитирующих зооморфные гребни, целиком лишенных утилитарного назначения.
Пришедшие на смену зооморфным арочные гребни (X–XII вв.), являющиеся ремесленной продукцией, преобладают на городищах.
Составные односторонние гребни представлены наборными расческами с футлярами (X–XI вв.). Они широкие и короткие, с грубо пропиленными плоскими зубьями, накладки гребней и футляров обычно орнаментированы косой сеткой. Эти расчески, несомненно, древнерусского происхождения, хотя в славянских землях аналогичные прикамских экземпляры встречаются достаточно редко. Вероятно, в Пермском Предуралье существовало собственное производство наборных расчесок, образцами для которых могли быть небольшие расчески из средневековых мастерских Ютландии VIII–X веков.
Среди цельных односторонних гребней выделяются прямоугольные узкие (Х – начало XIII вв.) и широкие (XIV–XVI вв.) и трапециевидные (вторая половина XI – конец XIII вв.). Некоторые из них могут являться продукцией древнерусских ремесленников, но большинство, как показывает анализ материала и технологии изготовления, изготавливалось на месте.
Составные двусторонние гребни (начало XII - начало XIV вв.) в Пермском Предуралье редки.
Второй раздел главы посвящен копоушкам, которые по своей прямой (утилитарной) функции предназначались для чистки ушных раковин от естественного загрязнения серой. Наделение этих предметов дополнительными функциями амулета-украшения способствовало снабжению их обязательным приспособлением для привешивания в костюме, декоративному оформлению, а иногда и дополнению шумящими привесками.
На территории Пермского Предуралья были распространены бронзовые и костяные копоушки, которые по оформлению центральной части (рукояти) делятся на два отдела: пластинчатые и стержнеобразные. Пластинчатые копоушки (по классификации С.В. Салангиной) относятся к «прикамскому» этнокультурному типу. Они являются наиболее многочисленными, и имели в Пермском Предуралье свои характерные черты (например, насечки по краям пластины, схематично изображающие лапки, отчего копоушка приобретает очертания шкурки пушного зверька). Совершенно оригинальными являются бронзовые литые копоушки с шумящими привесками в виде лапок водоплавающих птиц, выполненные в технике, характерной для прикамских украшений Х – начала XI века. Стержнеобразные копоушки, в небольшом количестве представленные на ряде крупных городищ, являются продукцией древнерусских ремесленников.
Еще одной категорией, относящейся к предметам гигиены, являются косметические щипчики или пинцеты, представленные в третьем разделе главы. Эта категория еще никогда специально не рассматривалась. В работе приводится морфологический анализ данной категории, определяются хронологические рамки бытования отдельных типов. Пинцеты проникли в Пермское Предуралье в период Великого переселения народов, такого массового распространения, как гребни и копоушки, не получили, но, тем не менее, заняли определенное место среди предметов гигиены.
В четвертом разделе главы представлены туалетные коробочки, среди которых выделяются круглые медальоны-коробочки и «самоварчики».
Медальоны-коробочки VIII – начала XI вв. обычно снабженные шумящими привесками встречаются как в женских, так и в мужских погребениях. Они характерны исключительно для пермского Предуралья, за пределами которого известно всего две находки. «Самоварчики» – подвески-коробочки из двух половинок, стянутых тонким ремешком – использовались в качестве туалетных коробочек для благовоний в салтово-маяцкой культуре. Позднее
36 такие изделия присутствовали в раннебулгарских древностях VIII–IX вв. и более поздних материалах Волжской Булгарии. От булгар, вероятно, эта категория предметов была заимствована жителями Пермского Предуралья, хотя следует отметить, что в пермском Предуралье в конце Х – начале XI вв. они представлены значительно шире, чем в булгарских древностях.
В пятом разделе главы рассматриваются зеркала, которые в Пермском Предуралье представлены единичными предметами, и вряд ли использовались местным населением.
Т.о., в комплекс предметов для ухода за внешностью входили гребни, копоушки (реже – ногтечистки), пинцеты-щипчики, туалетные коробочки.
Традиция использования гребней имела местные корни, а остальные предметы гигиены, очевидно, были заимствованы у носителей салтовомаяцкой культуры (как и многие виды украшений, утвари и пр.). Процесс ухода за телом, вероятно, не просто составлял обыденную ежедневную процедуру, а был возведен в ранг особого ритуального действия.
Подтверждением этому может служить тот факт, что предметы гигиены, в большинстве своем, были наделены дополнительной функцией амулетов, что выражается в их особом художественном оформлении, не рациональном, с точки зрения практического назначения рассматриваемых предметов. А дополнение многих вещей (зооморфных гребней, копоушек, туалетных коробочек) шумящими привесками и вовсе затрудняло бытовое использование предметов гигиены.
В главе 6 «Игры и развлечения» рассматриваются игрушки, поскольку они специфическим образом отражают естественную и искусственную окружающую среду. Средневековые материалы Пермского Предуралья позволяют выделить ряд категорий предметов, которые с большой долей уверенности можно отнести к категории игрушек. Следуя классификации, предложенной этнографами, в этой категории выделено четыре группы: 1) звуковые (сенсорные) игрушки (бубенчики-погремушки, «брунчалки» – детские музыкальные игрушки-аэрофоны, древнерусское керамическое яйцо-погремушка); 2) двигательные (моторные) игрушки (альчики (кости) для детской игры в «бабки», керамические шары); 4) оружие; 3) образные игрушки (куклы и дополнительные принадлежности для игры в «дочки-матери»). Наибольший интерес представляют глиняные антропоморфные сильно стилизованные фигуры, которые интерпретируются нами как куклы. Основанием для подобного мнения послужило значительное внешнее сходство этих фигурок с куклами обских угров (акань). В комплекс для игры в куклы входила также миниатюрная кукольная «посудка», которая повторяет формы реальных сосудов: горшков, котлов, кружек, мисок, ковшей. Любопытно, что дети, в основном, воспроизводили наиболее значимые формы сосудов, которые, к примеру, встречаются в погребальном инвентаре, что свидетельствует об их особом статусе.
В Заключении подводятся основные итоги исследования.
Определяющее значение в системе бытового уклада имеют основные составляющие бытовой материальной культуры (культуры жизнеобеспечения): пища, жилище, одежда. Характер этих элементов определяется, в первую очередь, природно-климатическими условиями, особенностями хозяйства и традиционным этническим стереотипом.
В состав компонентов питания входили продукты земледелия и скотоводства, значительную долю в рационе составляли рыба, вероятно, дикорастущие растения (орехи, ягоды, травы, корень, возможно, грибы), доля охоты в обеспечении продуктами питания была относительно невелика.
Традиционным способом приготовления пищи являлась варка, причем, среди основных видов блюд, вероятно, преобладали густые похлебки и каши, о чем свидетельствует характер кухонной посуды и столовых приборов. Изменения в питании прослеживаются с X–XI веков. Несомненно, значительную роль в этом процессе сыграло культурное влияние со стороны мощного соседа – Волжской Булгарии. Во-первых, произошел переход к пашенному земледелию, за счет чего значительно возросло количество выращиваемого зерна, что позволило использовать его не только в качестве компонента для похлебок, но и для выпечки хлеба. Из Волжской Булгарии были заимствованы новые виды зерновых и огородных культур, что расширило ассортимент продуктов питания. С этого же времени отмечаются изменения и в кулинарных традициях, что нашло отражение в появлении множества новых специализированных форм кухонной и столовой посуды. Вероятно, к этому же периоду можно отнести начало употребления в пищу молока и молочных продуктов, что подтверждают такие факты, как увеличение возраста забиваемых животных, распространение специализированной посуды для отстаивания сливок, приготовления сыра и творога, употребления сырого молока.
Средневековое население унаследовало проверенную временем форму наземного прямоугольного бревенчатого дома, который появился в Пермском Предуралье еще с периода раннего железного века. Для возведения таких домов использовались два основных строительных приема: сооружение сруба и закрепление горизонтально уложенных бревен между вертикальными столбами, врытыми в землю. Длительное сохранение последнего конструктивного приема объясняется несовершенством срубной техники, что подтверждается многочисленными фактами укрепления бревенчатых стен подпорками из кольев. Лишь для наиболее поздних жилищ можно предполагать наличие настоящих крепких срубов. Крыша была двускатной, реже односкатной. Поскольку стены были недостаточно прочными, чтобы выдержать серьезную нагрузку, использовались опорные столбы, расположенные вдоль осевой линии жилища. Исчезновение таких столбов в жилищах верхних слоев городищ может являться косвенным свидетельством распространения на позднем этапе самцовой крыши.
Основным видом покрытия кровли, вероятно, являлась кора или береста, хотя имеются и свидетельства использования теса. Довольно суровые климатические условия Пермского Предуралья способствовали использованию дополнительных средств для утепления жилищ. Среди них наибольшее распространение получили обустройство закрытого тамбура у входа и сооружение завалинки (засыпки стен снаружи землей), для утепления кровли, возможно, использовался дерн.
Интерьер отличался простотой и не менялся на протяжении длительного времени: очаг и хозяйственная яма, расположенные в центральной части жилища; нары вдоль стен. Свободное пространство между нарами (пол) часто покрывалось глиной, иногда для утепления пола использовалось покрытие из тонких бревен или теса. Изменения в интерьере фиксируются с XI в.: 1) перенос отопительного устройства из центра к одной из стен или в угол, что объясняется необходимостью выделения свободного пространства в доме в связи с распространением ремесленной деятельности, а также и из-за уменьшения площади жилищ; 2) возникновение предметов мебели (столов, полок), о чем косвенно свидетельствует появление специальных подставок для установки круглодонных сосудов на плоскую поверхность, а позднее – переход к посуде с уплощенным или плоским дном.
Открытый очаг у жителей Пермского Предуралья имел относительно прогрессивную конструкцию, которая зародилась задолго до начала эпохи средневековья. Для лучшей аккумуляции тепла его основание выкладывали толстым слоем глины, нередко с добавлением камней. Со временем наблюдается тенденция к увеличению толщины глиняной «подушки», фиксируется наличие деревянного короба, препятствовавшего ее разрушению. Одновременно существовали и отопительные устройства типа камина (чувала). К позднему этапу родановской культуры относят появление в Пермском Предуралье глинобитных печей, хотя, вероятно, это произошло опять же в XI в., когда среди керамического материала появляются валикиподставки для круглодонных сосудов, служившие не только на столе, но и на печи, о чем говорят следы длительного пребывания в огне на многих предметах этой категории. Возможно, эти валики выполняли на печи функцию конфорок. Именно печи наилучшим образом отвечают и новому кулинарному обычаю выпечки хлеба. Тот факт, что подобные печи не фиксировались исследователями во время раскопок, объясняется отсутствием существенных различий между развалом очага на толстой многослойной глинобитной подушке, и развалом глинобитной печи.
Вполне вероятно, что именно появление глинобитных печей, дававших, в отличие от открытого очага, меньше света, способствовало распространению в быту масляных светильников булгарского типа, а с XIII в. – железных светцов-лучинодержателей. До этого в качестве светильниковжирников могли использоваться миниатюрные керамические плошки, которые не только освещали, но и обогревали небольших помещения.
Одежда жителей Пермского Предуралья также определялась климатическими условиями и спецификой хозяйственной деятельности, своеобразие костюма достигалось за счет использования разнообразных декоративных элементов, которые одновременно выполняли различные функции (дифференцирующую, магическую, эстетическую, а нередко, и утилитарную).
Кроме основных составных элементов материальной бытовой культуры в работе проанализированы разнообразные бытовые предметы. которые по функциональному назначению их можно объединить в такие группы, как посуда и столовые приборы, предметы для добывания огня, футляры и емкости, предметы гигиены. Отдельно рассмотрены детские игрушки, поскольку дети зачастую играли во взрослую жизнь, и игрушки, соответственно, являются миниатюрной копией реальных бытовых предметов. Поскольку исследователи, как правило, мало внимания уделяют характеристике бытовых предметов, и нередко ограничиваются в публикациях их простым перечислением, потребовалось проведение подробного морфологического анализа этих вещей, определение времени их бытования, территории распространения, функционального назначения.
Отдельные категории предметов выделены и введены в научный оборот впервые.
В целом необходимо отметить, что некоторые бытовые предметы, представленные на территории Пермского Предуралья, имели широкое распространение либо по всей Европе, либо среди финно-угорских племен, но имеются и вещи, свойственные исключительно местному населению.
Среди них флаконовидные пронизки-игольники, шумящие медальоныкоробочки, «якорьки» для крепления к костюму съемных вещей и прочее.
Яркой отличительной особенностью населения Пермского Предуралья было стремление придавать бытовым вещам дополнительные функции магических помощников-амулетов. Костюм, по своей сути, являлся комплексом украшений-амулетов, которые дополнялись роговыми зооморфными гребнями или бронзовыми амулетами, изображающими гребни; кресалами с бронзовой фигурной рукоятью; декоративными сумочками (у мужчин и женщин); костяными или бронзовыми копоушками, игольниками, подвесками-ложечками, туалетными коробочками, богато украшенными ножнами (у женщин), шильями в костяных футлярах (у мужчин). Все перечисленные бытовые предметы, которые носили в составе костюма, имеют декоративное оформление, изготовлены из относительно дорогого материала с использованием трудоемкой технологии, что является нецелесообразным с точки зрения практического назначения данных предметов (к примеру, для шила вполне достаточными были бы рукоять и футляр из дерева, роговая рукоять, да еще и с орнаментацией, является избыточной). Но и этого показалось недостаточно, и на рубеже X–XI вв. большинство амулетов-бытовых вещей (ложки, копоушки, туалетные коробочки, игольники, даже роговые гребни) было снабжено дополнительными шумящими привесками (преимущественно в виде утиных лапок), что совсем не согласуется с их практическим использованием, а напротив, является серьезной помехой. Вероятно, создавая свои амулетыукрашения, амулеты-бытовые вещи, жители Пермского Предуралья вкладывали в них настолько глубокий смысл, что эти предметы становились значимыми и ценными далеко за пределом Пермского края. Проследив территорию распространения зооморфных гребней и биметаллических кресал, мы наглядно показали, что родиной этих категорий бытовых вещей было Среднее Предуралье (Пермское и Удмуртское), откуда гребни распространялись на Запад по основным пунктам Великого Волжского пути, а биметаллические кресала, помимо этого, еще и на Восток – в Приобье. При этом вещи прикамского происхождения, вероятно, пользовались основным спросом среди финно-угорского населения.
Большинство перечисленных амулетов-бытовых вещей вышло из употребления или было заменено более прагматичными формами со второй половины XI века.
Если говорить в целом о системе быта, то можно констатировать, что наиболее значимые перемены во всех сферах приходятся именно на XI век.
Этому есть ряд объяснений. С одной стороны, именно в этот период жители Пермского Предуралья вступают в активное взаимоотношение с Волжской Булгарией. Есть многочисленные свидетельства не просто массового употребления в быту продукции булгарских ремесленников, но и их непосредственного проживания на городищах Пермского Предуралья, где они производили продукцию, ориентированную на конкретного местного потребителя. Наряду с булгарскими ремесленниками активно развивать собственное дело начали и ремесленники-профессионалы из местной среды (ювелиры, кузнецы, бондари, гончары и прочие). Совместно с булгарскими купцами начали вести свою деятельность и местные торговцы. У этих представителей местного населения, которые проживали, в основном, на городищах, все более ослабевали связи с семейной общиной, а рост индивидуальной собственности, для сохранности которой получили широкое распространение сундуки с железными навесными замками, и нежелание делиться ею, и вовсе привел к отрыву от общины. У таких «идивидуалов» не только терялась связь с коллективом, но и происходил отрыв от традиционных культурных ценностей и правил, определяющих предпочтения и запреты во всех сферах жизни, в том числе, и в быту. В результате они получили определенную свободу в выборе предпочтений, и начали вносить новые элементы комфорта в жилище, пробовать непривычные продукты и блюда, отказываться от использования традиционных этнических украшений, заменяя их продукцией массового ремесленного производства и дорогими ювелирными украшениями престижного характера. Поскольку в жилище теперь обитала парная семья, площадь его стала меньше. Еще одной вероятной причиной сокращения площади жилищ было то, что территория городища, ограниченная с одной стороны обрывом, с другой – валом и стеной, не позволяла строиться вширь, а желающих поселиться здесь было немало. Поэтому и приходилось коренным образом менять как конструкцию жилища, так и его внутреннюю планировку.
Другой причиной, дающей картину резких изменений в быту, мог стать активный приток на городища разного рода переселенцев как с территории Волжской Булгарии, так и с запада (представители финских этносов, ранние славянские переселенцы), либо даже частичная смена населения.
К сожалению, относительно позднего этапа родановской культуры пока отсутствует полноценная информация о жизни сельской округи. Вполне вероятно, что изменения, которые четко фиксируются в быту средневекового населения Пермского Предуралья, относятся исключительно к городищам (к примеру, только на городищах найдены костяные гребни ремесленного производства, валики-подставки для круглодонной посуды, масляные светильники, развалы глинобитных печей и прочее). О жилищах позднего времени, существовавших на селищах, не известно ничего. Мы вполне имеем основания предполагать, что у сельчан традиционная семейная община сохранялась еще на протяжении длительного времени, что фиксируется даже по этнографическим материалам. Особенность бытовой культуры населения городищ, его более высокий уровень жизни, может использоваться как дополнительный довод в пользу правомерности точки зрения о наличии в Пермском Предуралье в период позднего средневековья населенных пунктов протогородского типа. В настоящее время вопрос о существовании протогородов является основным предметом дискуссии среди пермских археологов.
В задачи работы не входило определение этнической принадлежности средневекового населения Пермского Предуралья. Пока этот вопрос продолжает быть предметом жестких дискуссий, мы дипломатично назовем местных жителей «финно-угры». Хотя привлечение этнографических параллелей дало значительно больше прямых параллелей с материальной культурой обских угров, нежели с культурой пермских финнов.
ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ РАБОТЫ ИЗЛОЖЕНЫ АВТОРОМ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ:
Монографии
1. История Прикамского костюма: костюм средневекового населения Пермского Предуралья/ Н.Б. Крыласова. – Пермь: ПГПУ, 2001. – 260 с.: илл.132, табл.60. Библ. 213 назв. (29,8 п.л.).
2. Усольские древности/ И.А. Подюков, А.М. Белавин, Н.Б. Крыласова, С.В. Хоробрых, Д.А. Антипов. – Усолье: БФ Пермского книжного изд-ва, 2004. – 240 с., илл. (15 п.л./авт.1 п.л.).
3. Взаимодействие леса и степи Урало-Поволжья в эпоху средневековья (по материалам костюма)/ В.А. Иванов, Н.Б. Крыласова. – Пермь: ПФ Института истории и археологии УрО РАН, 2006. – 162 с.: илл. 39 + 8 цв.вкл. Библ. 214 назв. (20 п.л./авт.11,1 п.л., илл.).
4. Археология повседневности: материальная культура средневекового Предуралья/ Н.Б. Крыласова. – Пермь: ПГПУ, 2007. – 352 с.: ил.128 + 8 цв.вкл. Библ.416 назв. (44 п.л.).
Статьи в рецензируемых и международных изданиях:
5. Подвеска со знаком Рюриковичей из Рождественского могильника/ Н.Б. Крыласова // Российская археология, 1995, № 2. – С.192–197 (0,3 п.л.).
6. К вопросу об интерпретации кресал с сюжетом, известным в историографии как «Один и вороны»/ Н.Б. Крыласова // Российская археология, 2006, № 4. – С.64–74 (1 п.л.).
7. Зооморфные роговые гребни в материальной культуре Севера Восточной Европы/ Н.Б. Крыласова // Археология, этнография и антропология Евразии. № 1. – Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 2007. –16 с. (1 п.л.).
8. Хронология кресал Пермского Предуралья/ Н.Б. Крыласова // Известия ЧНЦ УрО РАН. № 1. – Челябинск, 2007. – (0,35 п.л.).
9. Биметаллические кресала/ Н.Б. Крыласова // Stratum plus. 2006, № 5. – (1,6 п.л.).
Статьи и публикации:
10. Ткани и их использование в Пермском Предуралье в VIII-XI вв. / Н.Б. Крыласова // Древние ремесленники Приуралья. – Ижевск, УрО РАН, 2001. – С. 387–398 (0,52 п.л.).
11. Реконструкция костюма по материалам Рождественского и Огурдинского могильников X–XI вв./ Н.Б. Крыласова // Археология и этнография Среднего Приуралья. Вып.1. – Березники, 2001. – С.122–137 (0,7 п.л.).
12. Средневековый костюм Верхнего Прикамья как индикатор этнокультурных связей по Камскому торговому пути/ Н.Б. Крыласова // Великий Волжский путь. Материалы круглого стола и Международного научного семинара. – Казань: АНТ РАН, 2001. – С.146–152 (0,3 п.л.).
13. Элементы воспитания и обучения у средневекового населения Пермского Предуралья на примере детских игрушек/ Н.Б. Крыласова // Труды КАЭЭ ПГПУ. Сборник научных работ. Вып.1–2. – Пермь: ПГПУ, 2001. – С.33–38 (0,26 п.л.).
14. Женский костюм по материалам Каневского могильника/ Н.Б. Крыласова // Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). – Самара: СОИКМ им. Алабина, 2001. – С.226–241 (0,7 п.л.).
15. Неволинские пояса в системе международных связей/ А.М. Белавин, Н.Б. Крыласова // Миграция и оседлость от Дуная до Ладоги в первом тысячелетии христианской эры. – СПб., 2001. – С.88–94 (0,3 п.л.).
16. Основные элементы «общебулгарского» костюма X–XI вв. по материалам Рождественского могильника в Пермском Предуралье/ Н.Б. Крыласова // Великий Волжский путь. История формирования и развития. – Казань: ИИ АНТ, 2002. – С.89–105 (0,78 п.л.).
17. Взаимодействие леса и степи в Предуралье (по материалам прикамского костюма)/ Н.Б. Крыласова // Исторические истоки, опыт взаимодействия и толерантности народов Приуралья. – Ижевск: УдГУ, 2002. – С.131–132 (0,08 п.л.).
18. Характерные черты средневекового угорского костюма и сохранение их в этнографическое время/ Н.Б. Крыласова // Северный археологический конгресс. – Екатеринбург–Ханты-Мансийск, 2002. – С.60–61 (0,08 п.л.)
19. Костюм средневекового населения Пермского Предуралья/ Н.Б. Крыласова // Очерки археологии Пермского Предуралья. – Пермь: ПГПУ, 2002. – С.203–216 (0,6 п.л.)
20. Элементы огнива Рождественского археологического комплекса/ Н.Б. Крыласова // Труды КАЭЭ ПГПУ. В.3. – Пермь: ПГПУ, 2002. – С.79–103 (1,2 п.л.).
21. Каменные предметы из раскопок селища телячий Брод на р.Усьва/ Н.Б. Крыласова // Международное (16 Уральское) археологическое совещание. Материалы международной археологической конференции. – Пермь: ПГУ, 2003. – С.163–164 (0,13 п.л.).
22. Гребни из материалов Рождественского городища на р.Обва как показатель этнокультурных связей/ Н.Б. Крыласова // Путями средневековых торговцев. – Пермь: ПГПУ, 2004. – С.47–57 (0,5 п.л.).
23. Кресала с «Одином»/ Н.Б. Крыласова // Удмуртской археологической экспедиции 50 лет. Материалы Всероссийской научной конференции. – Ижевск: УДИИЯЛ УрО РАН, 2004. – С.250–260 (0,7 п.л.).
24. Керамические статуэтки из средневековых поселений Пермского Предуралья/ Н.Б. Крыласова // Удмуртской археологической экспедиции 50 лет. Материалы Всероссийской научной конференции. – Ижевск: УДИИЯЛ УрО РАН, 2004. – С.261–269 (0,5 п.л.).
25. Родановские амулеты-ложечки/ Н.Б. Крыласова // Современный музей как важнейший ресурс развития города и региона. – Казань: НМ РТ, 2005. – С.178–181 (0,17 п.л.).
26. Керамические валики (новая категория вещей, выявленная на средневековых городищах Пермского Предуралья)/ Н.Б. Крыласова // Коми-пермяки и финно-угорский мир. Материалы Межрегиональной научно-практической конференции. – Кудымкар: Адм.КПАО, 2005. – С.77–78 (0,08 п.л.).
27. Бронзовые биконьковые амулеты-гребни в средневековых древностях Восточной Европы/ Н.Б. Крыласова // Пятые Берсовские чтения. К 100-летию Е.М. Берс. – Екатеринбург: СОКМ. 2006. – С.162–165 (0,25 п.л.).
28. Флаконовидные пронизки-игольники прикамского типа/ Н.Б. Крыласова // Славяно-русское ювелирное его и его истоки. Международная научная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Г.Ф. Корзухиной. – СПб.: ИИМК РАН, 2006. – С.78– 82 (0,3 п.л.).
29. Игра в традиционном воспитании населения Пермского края (материалы к экскурсии по Музею археологии и этнографии)/ Н.Б. Крыласова // Вестник МАЭ Пермского Предуралья. Вып.1. – Пермь: ПГПУ, 2006. – С.83–98 (0.7 п.л.).
30. Биметаллические кресала как культурный феномен Евразийского Севера/ Н.Б. Крыласова // II Северный археологический конгресс. – Екатеринбург–Ханты-Мансийск, 2006. – С.208–209 (0,28 п.л.).
31. Способы добывания огня в древности/ Н.Б. Крыласова // Русановские чтения. Вып.2. – Оса: ПГПУ, 2006. – С.42–46 (0,67 п.л.).
32. Пища средневекового населения Пермского Предуралья (проблемы археологической реконструкции)/ Н.Б. Крыласова // Современные проблемы археологии России. Материалы Всероссийского археологического съезда (23–28 окт. 2006 г.). Т.II. – Новосибирск: ИАЭ СО РАН, 2006. – С.136–138 (0,22 п.л.).
33. Взаимодействие степи и леса (по археологическим материалам Предуралья)/ А.М. Белавин, Н.Б. Крыласова // Средневековая археология Евразийских степей. Материалы учредительного съезда Международного конгресса. Т.1. – Казань: ИИ АН РТ. 2007. – С.136–142 (0,6 п.л./авт.0,3 п.л.).
34. Типология и хронология стальных кресал Пермского Предуралья/ Н.Б. Крыласова // Влияние природной среды на развитие древних сообществ. IV Халиковские чтения. Материалы научной конференции, посвященной 50-летию Марийской археологической экспедиции (Юрино, 5–10 авг. 2006 г.). – Йошкар-Ола: МарНИИ, 2007. – (0,7 п.л.).