Костюм населения Северного Кавказа VII–XVII веков
(2 часть)
Доде Звездана Владимировна
Костюм населения Северного Кавказа VII–XVII веков
(Реконструкция этносоциальной истории)
СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении отражена общая характеристика работы: обоснована актуальность и степень изученности археологических костюмов средневекового населения Северного Кавказа на широком хронологическом отрезке – VII–XVII вв., обозначены объект и предмет исследования, определены цель и задачи, методологические основы исследования, установлены хронологические и территориальные рамки, очерчена источниковая база работы, охарактеризованы научная новизна, практическая значимость и апробация некоторых результатов диссертации.
Глава 1. Методологические основы исследования источниковедческого потенциала костюма
Как культурная форма костюм представляет собой совокупность одежды, головного убора и обуви, отражающих, главным образом, его утилитарные функции, а также убранства (отделка одежды аппликацией, вышивкой, нашивными бляшками и т.д., пояса, украшения, амулеты, оружие, косметика, прическа), которое превращает утилитарный комплекс в образно-семантическую систему. К костюму могут относиться также аксессуары (сумочки, кошельки, туалетные принадлежности и т.д.), то есть набор предметов, дополняющих костюм, но семантическая значимость которых в контексте комплекса сведена к минимуму и их наличие или отсутствие не нарушает структуру костюмного ансамбля. Очевидно, что в комплексе костюма не все элементы являются системообразующими. При отсутствии отдельных элементов убранства костюмный комплекс будет носить некую долю условности. Между тем отсутствие информации (не только собственно находок одежды, но и косвенных источников – изобразительных и письменных) о базе костюма – одежде вообще – не позволяет реконструировать костюмный ансамбль. Таким образом, рассматривая только элементы костюма, мы имеем дело лишь с фрагментарной информацией. В таком случае можно говорить лишь об элементах костюма или его убранства, употребление же рядом археологов понятия «костюм» применительно к отдельным предметам некорректно.
1.1 Методика реконструкции костюма
Характер реконструкции зависит от степени сохранности артефактов, количества и качества дополнительных источников (письменных, изобразительных, эпических и т.п.). В этой связи в работе обосновано три типа реконструкции костюмов.
Аутентичная (прямая полная) реконструкция полностью основывается на первоисточнике, то есть на артефактах, позволяющих восстановить крой одежды, ее пространственную форму, манеру ношения, комплекс убранства. При воспроизведении формы костюма учитываются конституциональные особенности индивида. Графическая реконструкция выполняется с учетом пропорционального соотношения антропологических данных и размеров одежды. Выполнение аутентичной реконструкции предусматривает воспроизведение подлинного орнамента и колорита тканей. В результате мы получаем реконструкцию подлинного костюма, выполненную в графической форме.
Обобщающая (аподиктическая) реконструкция используется в том случае, когда приходится составлять образ костюма по его остаткам из разных комплексов. Истинность реконструкции проверяется по изобразительным и письменным источникам. Аподиктическая реконструкция репрезентирует не конкретный археологический комплекс, а культурную форму, характерную для определенного историко-культурного пространства.
Гипотетическая реконструкция используется в тех случаях, когда присутствуют лишь элементы костюма и нет возможности восстановить системоообразующую основу костюма – одежду, головной убор или обувь. Модель в этом случае строится на основании обоснованных материалами предположений. Гипотетический тип наиболее применим к первобытным эпохам, для которых нет иконографических и этнологических параллелей.
1.2 Теоретические основы исследования костюма как исторического источника
Новый репрезентационный метод исследования, предложенный для всестороннего раскрытия содержания костюма как исторического источника, базируется на основных направлениях герменевтико-феноменологической традиции, рассматривающей артефакт как факт истории и культуры. При разработке репрезентационного метода исследования костюма мы опирались на теоретические положения известных российских и зарубежных философов и культурологов: М.А. Барга116, Х.-Г. Гадамера117, М. Вартофского118, Ю.Б. Борева119, Э. Гуссерля120, Ж.-Ф. Лиотара121, К.А. Свасьяна122, Ю.М. Лотмана123 и др. Этот метод позволил реконструировать материальный и социокультурный фон, объективированный в костюме. Репрезентация обладает свойствами релевантности, то есть смыслового соответствия между информационным запросом и сообщением, содержащимся в костюме как исследуемом объекте, а также интенциональности, в которой следует различать намерения субъекта и исследователя. С одной стороны, костюм является результатом целеустремлений и действий субъекта, сознательно стремящегося наделить объект определенной долей информативности, а с другой, костюм отражает явления не связанные с намерениями субъекта, но являющиеся значимыми для исследователя при изучении историко-культурной ситуации, что значительно расширяет источниковедческий потенциал костюма.
Опираясь на интенциональные и релевантные свойства репрезентации в пространстве текста костюма как исторического источника, выделены и подробно рассмотрены четыре уровня информации, характер которых инвариантен относительно любых костюмных комплексов. Эти уровни не обособлены, а зачастую информация на одном уровне служит ключом к пониманию смысла другой информативной части текста.
1.3 Костюм как исторический текст
Сенсуально-рационалистический уровень информации позволяет составить представление об объекте: его утилитарно-функциональных свойствах, форме костюма, составляющих его элементах, эстетических и утилитарных предпочтениях, качестве используемых материалов и т.д. На этом уровне устанавливаются определенные сведения о деятельности по производству костюмных форм, занятиях населения, ландшафтно-климатических условиях, определяющих использование тех или иных материалов, крой, выбор колорита и т.п. Данный уровень сопряжен с информацией о природной среде и экономической организации общества. На этой ступени применялись естественно-научные методы исследования (метод микроскопического и химического анализа, инструментальные методы исследования) и специальные подходы для установления технологии изготовления одежды.
Семиотический уровень информации. Семиотический анализ раскрывает понятия значения и смысла признаков объекта. Информация на этом уровне сопряжена с этносоциальным устройством общества, религиозно-магическими представлениями, политической организацией, художественно-эстетическими воззрениями. Рассматривая костюм на данном уровне информации, мы опираемся на семиотический подход, предполагающий выделение синтаксиса, прагматики и семантики.
Синтаксис – это определенный набор элементов костюма, которые конституируют положение владельца в культурном контексте. Понятие значения и смысла признаков костюма (элементов синтаксиса) раскрывает семантика, которая определяет элементы синтаксиса как знаки-признаки и знаки-символы. Знаки-признаки являются показателем того, что они обозначают. Так, количество используемого шелка в костюмах алан было показателем социального расслоения и соответственно положения владельца в обществе. В знаках-символах заключен наглядный образ содержащегося в нем смысла. Золотые навершия на шлемовидных головных уборах символизировали солнце, на что прямо указано в нартском эпосе. Прагматика – конкретное информационное содержание, заключенное в определенных элементах костюма, которое определяет соответствующую реакцию и поведение тех, кто использует и воспринимает костюм как сигнальную систему.
Прагматический смысл семиотики костюма лежит в поле ценностных ориентаций, принятых в обществе. Разделяемые обществом ценности характеризуют его ментальность, которая определяет общее понимание мира и отношение к происходящим в нем явлениям. Именно это обстоятельство делает северокавказский костюм этнорегиональным символом, а не набором сходных форм одежды, обуви и головных уборов.
Культурологический уровень информации. Культурологический аспект изучения костюма строится на известных принципах подхода к проблеме формирования культуры как к процессу взаимодействия моноэтнических традиций и полиэтнических инноваций на синхронном и диахронном уровнях. Это позволяет рассматривать костюм в контексте культурной динамики от начального момента формирования до заключительного этапа складывания народной культуры в результате диахронного и синхроного взаимодействия. Исследование костюма в территориальном аспекте культурогенеза позволяет установить векторы культурного взаимодействия и причины изменения их направлений, диагностировать механизмы территориально-культурных контактов местного северокавказского населения и пришлых групп кочевников, констатировать характерные признаки зон культурно-исторического взаимодействия, определить степень влияния основных цивилизационных факторов (кочевнического, христианского, мусульманского) на формирование культуры Северо-Кавказского региона.
Исторический уровень информации. Вышеперечисленные информационные аспекты костюма как исторического источника могут быть поняты и правильно оценены лишь при рассмотрении их в конкретных исторических условиях и связях.
Культура не всегда первична, и в определенных случаях именно исторические события являются импульсом для культурного процесса. Так, например, появление шелка в горах Северного Кавказа в VII веке было вызвано конкретной исторической ситуацией. Шелковые ткани у аланских племен появились после изменения направления одной из трасс Великого шелкового пути в результате ирано-византийских войн. На историческом уровне информации выявляются не только события или явления, отразившиеся в костюме, но также культурно-исторические взаимодействия, которые выявляют материально-ценностные контакты, семантически знаковые соприкосновения, социально-политические связи и идеологический обмен.
1.4 Денотаты и номинации. К вопросу о терминологии
Для археологических предметов существует достаточно устойчивая терминология, чего нельзя сказать о предметах одежды. Общеупотребительных названий не всегда достаточно для адекватного описания сохранившихся артефактов. Поэтому в работе аргументирован выбор номинаций для предметов одежды из средневековых памятников Северного Кавказа и в приложении приведен словарь использованных терминов.
Глава 2. Раннесредневековые костюмы северокавказского населения (VII – первая половина XIII вв.)
В рамках исследования раннесредневекового аланского костюма выделены два хронологических периода: VII – первая половина XI вв., связанный с историей Хазарского каганата, и вторая половина XI – первая половина XIII вв., проходивший в контакте со степняками-половцами.
2.1 Костюмные комплексы VII – первой половины XIII вв.
Археологические находки одежд из собственно хазарских памятников практически неизвестны. Весьма ограниченный круг изображений носит условный характер, не позволяющий достоверно восстановить хазарский костюм. Вопрос о хазарском костюме как этнокультурном признаке остается открытым. Но на широкой территории Евразии тюркоязычные кочевники носили одежду практически одинаковой формы: приталенный, расклешенный, распашной кафтан длиной до колен, с характерными отворотами ворота, образующими лацканы. Эти признаки, очевидно, характеризовали и хазарскую одежду. Вероятно, что, находясь в непосредственном контакте с хазарской правящей верхушкой, аланская знать носила костюмы, принятые при хазарском дворе, как показатель социальной престижности. Имеющиеся на сегодняшний день материалы из могильников Подорванная Балка, Хасаут, Улукол, Эшкакон, Амгата и др. позволяют с документальной точностью реконструировать именно аланский костюм и на основании изобразительных источников установить его соответствие не столько хазарскому, сколько общетюркскому средневековому комплексу.
Аланский мужской костюм состоял из коротких штанов с широким шагом, чулок, кафтана, конструкция которого основана на распашном характере кроя, мягкой кожаной обуви без подметок и головного убора. Этот набор был основным у населения Северного Кавказа в VII–XI вв., что подтверждают аланские изобразительные памятники. Необходимым элементом мужского костюма, неразрывно связанным с оружием и утилитарно, и семантически, был пояс с металлическим гарнитуром.
Поясная женская одежда и обувь не отличались от мужских форм. Характерными элементами женского костюма было верхнее платье прямого свободного силуэта с запазушным карманом и сложные головные уборы, конструкция которых была подчинена необходимости тщательно спрятать женские волосы. Девичьи шапочки и начельные диадемы оставляли волосы открытыми. Возрастных отличий в верхней одежде алан не было. Детские платья шили по той же выкройке, что и одежду для взрослых.
Убранство аланского костюма отличается многообразием и разнородностью предметов, а также полифункциональностью некоторых из них. Женщины использовали большое количество украшений, амулетов и аксессуаров.
В раннем средневековье бусы были характерным украшением женского платья. Аланки закрепляли ожерелья в плечевых петлях на платьях узлами или фибулами. Аланским амулетам посвящена многочисленная археологическая литература. Наша задача состояла в том, чтобы рассмотреть амулеты как элемент костюма и за стереотипным и массовым материалом увидеть индивидуальные предпочтения и частное отношение человека к выбору амулетов. При таком подходе специальное внимание обращено на редкие нестандартные находки: ожерелья, состоящие из раковин, косточек персика, плодов водяного ореха, использование в магических целях зерен черного перца, сандалового дерева и т.п. В проникновении в аланские языческие представления элементов из других верований, подчас из очень далеких культур, видна уникальность времени. Вместе с тем многочисленные амулеты, находящие параллели в этнографических северокавказских материалах, можно интерпретировать как свидетельство материального и духовного единства при формировании северокавказского культурно-исторического ландшафта. Несмотря на принятие аланами христианства, языческие представления еще долго сохранялись в культуре северокавказских народов.
2.2 Костюмные комплексы в. п. XI – п. п. XIII вв.
Крушение Хазарского каганата привело к восстановлению независимости и политической централизации Алании, в состав которой входили многие народы Северного Кавказа. Во второй половине XI–XIII вв. Северный Кавказ оказывается под мощным влиянием половцев. Костюмы северокавказского населения в этот период известны по археологическим материалам из аланских могильников Змейский (Северная Осетия), Рим-Гора и Кольцо-Гора (в Кисловодской котловине). Сравнительный анализ археологических находок и одежд, изображенных на половецких изваяниях, позволяет говорить о том, что в обозначенный период Северный Кавказ испытал влияние новой волны тюркской моды. Именно в половецкое время определился силуэт этнографического северокавказского женского платья, которое по форме стало максимально схожим с мужской верхней одеждой: приталенным, расклешенным и распашным, требующим пояса как конструктивного подкрепления, в отличие от предшествующего периода, когда женщины носили неподпоясанное платье прямого кроя. Изменения происходят и в манере ношения верхней мужской одежды: более короткое и тонкое платье стали надевать поверх длинного и плотного. Появилась новая деталь костюма – набедренная юбка бельдек.
Отсутствие большого количества узорных шелков в костюмах XI–XII вв. и замена их золочеными аппликациями в одежде связаны с сокращением поступления импортных тканей, что не нашло пока должного объяснения. Возможно, сокращение торговых отношений в какой-то мере отразилось и на исчезновении бус из женского костюма.
2.3 Внешность раннесредневекового населения Северного Кавказа
Представления о внешности раннесредневекового населения Северного Кавказа позволяют составить письменные свидетельства византийских авторов Аммиана Марцеллина, Михаила Пселла, Анны Комниной, арабского историка и путешественника ал-Масуди, а также данные нартского эпоса. Археологически засвидетельствовано, что волосы и бороды аланы окрашивали хной, женщины использовали румяна из охры. Набор растений, произрастающих на Северном Кавказе, позволяет предположить, что аланки, славившиеся своей свежей и нежной кожей, умывались отварами особых трав и использовали их для ухода за своей внешностью.
2.4 Костюмы персонажей Кяфарской гробницы
В качестве примера того, как сами аланы изображали свой костюм и какие детали одежды художники выбирали в качестве знаковых, рассматриваются изображения Кяфарской гробницы аланского правителя XI в. Среди изображенных на стенах гробницы костюмов выделяются мужские и женские одежды, разные по силуэту, облачение священнослужителя христианского культа и две разновидности светского мужского костюма. Фигура женского персонажа изображена в просторном неподпоясанном платье прямого силуэта и тюрбанообразном головном уборе. Фигуры в одежде приталенного и расклешенного силуэта атрибутируются в содержании рельефных сцен, как мужские персонажи. На рельефах Кяфарского мавзолея, на каменной плите из Кочубеевского района Ставропольского края, на рельефах храма Тхаба-Ерды в Ингушетии и на изваянии, изображающем аланского воина с Длинной Поляны в Архызе, воспроизведен один и тот же силуэт верхней мужской одежды. Костюм главного героя, для которого создавалась Кяфарская гробница, отличается от других персонажей остроконечным навершием головного убора, высокими сапогами и секирой, символом царского статуса. Все формы одежды, изображенные на рельефах, имеют прямые аналогии среди археологических находок, их семантика раскрыта в преданиях нартского эпоса.
2.5 Кавказский текстиль VII – первой половины IX вв.
Решение вопроса о характере и происхождении текстильных волокон имеет важное значение для истории хозяйственно-культурного развития северокавказских народов в раннем средневековье. Определение таксономической принадлежности текстильного сырья проводили на основе микроскопического исследования волокон в поляризованном свете, а также на основе химического воздействия специфическими реагентами. При этом в поляризованном свете для волокон льна и пеньки наблюдались различные картины. В работе обоснована методика определения видовой принадлежности лубяных волокон. В результате исследования 213 образцов установлено, что 143 (67,1 %) выполнены из волокон льна, 28 (13,1 %) – конопли, 31 (14,5 %) являются смеском конопли и льна. Небольшой процент составляют хлопковые ткани, смесок хлопка и льна, льна и шерсти.
С уверенностью можно сказать, что для населения Северного Кавказа в раннем средневековье лен был сырьем для одежды основной массы населения. Льняное сырье выращивали и обрабатывали на месте, что подтверждается письменными источниками, сведениями нартского эпоса и данными палеоботаники. Конопляное сырье использовали значительно меньше, чем льняное. Расчеты показали, что культивирование льна было более экономичным. Чтобы изготовить одинаковое количество изделий, производство конопли требовало в 2,3 раза больше посевных площадей, чем производство льна. Кроме того, для изготовления конопляных тканей высокого качества требовалось больше трудозатрат, чем для изготовления льняного текстиля.
Производство пряжи и холста исторически всегда было делом рук самих земледельцев. Частые находки деталей ткацких станков и пряслиц в женских захоронениях свидетельствуют о том, что прядение и ткачество повсеместно являлись домашними промыслами.
2.6 Реконструкция социально-ценностной прагматики в костюмах средневекового населения Северного Кавказа
В костюме с помощью конкретных символов половозрастной или социально-экономической дифференциации, этнической или религиозной принадлежности получали выражение ценностные и этические представления. В аланском костюме оппозиция «мужское – женское» связана не только с дифференциацией социальной роли мужчин и женщин, но и с этическими ценностями, принятыми в обществе. Функция мужчины-воина противопоставлена репродуктивной функции женщины. Внешне это выразилось в обязательности пояса, неразрывно связанного с оружием в мужском костюме, и принципиальном отсутствии пояса в женском платье прямого широкого силуэта с нашитыми на его подол амулетами плодородия. В аланском обществе отношения полов базировались на главных гендерных функциях мужчин и женщин, представлявших собой более древнее общественное явление, чем отношения собственности.
Представления о жизненном цикле и его этапах прослеживаются в аланском костюме в изменении длины нагрудного разреза платья и последовательной смене женских головных уборов (детские, девичьи, убор женщины-матери). Девичий головной убор маркировал не социальное положение, а биологический возраст, указывающий на потенциальную способность к деторождению. Только после реализации женщиной фертильной функции она приобретала социально-значимый статус, который был обозначен новой формой головного убора.
Юношу, включенного в состав дружинной организации, от мальчика отличал пояс с боевым оружием.
Количество шелка в аланском костюме обозначало социально-правовое положение, определяемое знатностью рода и воинской доблестью индивида, что выразилось в северокавказской пословице о людях знатного происхождения, впавших в бедность: «Ветхая тряпка, да шелковая». Золотые навершия на мужских головных уборах, как свидетельствуют данные эпоса, символизировали солнце. Солнечный свет и тепло, дающие жизнь и силу, ассоциировали с положительными категориями, которые соотносили с морально-этической оценкой доблестного героя. Человек, стоящий ниже на социальной лестнице, обладал меньшей долей качеств, олицетворявших благородство, или не обладал ими вовсе. Морально-этическая оценка «мелких», «ничтожных» людей через сравнение с элементами костюма выражена в эпизоде нартского эпоса, где сафьяновый чувяк говорит сыромятному: «Мерзкое ты дерьмо, ведь меня шила юная девушка, а ты щетина, ты же дрянь»124.
Костюм отражал некую ментальную составляющую, которая и определяла северокавказский костюм как этнорегиональный символ.
2.7 Костюм в историческом контексте средневековья
Трактовка элементов аланского костюма в исторических событиях и явлениях. Являясь знаковой системой в средневековом обществе, костюм нес самые различные смысловые нагрузки. В том числе дары одежд от византийского двора варварским правителям заключали в себе определенный смысл. Такой род гостинцев в форме одежд и тканей объяснялся не только драгоценностью последних. При византийском дворе покрой, цвет, характер нашивок являлись знаком социального положения обладателя. Таким образом, жаловались не столько сами одежды, сколько социальный статус, который они символизировали. Поэтому пристрастие варваров к византийскому облачению объяснялось не просто желанием обладать драгоценными тканями, а именно одеждами царскими. Это связано с политической ситуацией в варварских обществах, переживавших процесс образования государственности, для которых византийские облачения считались символом законности власти.
Средневековый костюм народов Предкавказья в контексте нартского эпоса. Важная роль в раскрытии внутреннего содержания средневекового костюма принадлежит устным народным преданиям. В нартском эпосе костюму уделено самое большое место по сравнению с описанием других элементов материальной культуры. Рукоделие и шитье отмечены в сказаниях особо, при этом подчеркнуто, что последние были основным занятием кавказских женщин. Умение рукодельничать ставилось в один ряд с красотой при выборе невесты. Имеющиеся в эпосе описания одежды соотносятся с археологическими находками. В период VII – первой половины XIII вв. каких-либо принципиальных локальных различий в формировании костюма на всей территории Северного Кавказа, по археологическим материалам, не выявлено. В преданиях всех северокавказских народов упоминаются одинаковые составляющие костюма в единой интерпретации, что подтверждает общность условий развития материальной культуры народов Северного Кавказа и формирования нартского эпоса как художественно переработанного отражения исторической действительности.
2.8 Истоки и этнографические параллели средневекового северокавказского костюма
Костюмные комплексы древних ираноязычных и тюркоязычных кочевников обнаруживают больше сходства, чем различия. Одежда и тех и других была сшита по сложной выкройке, что, собственно, и отличало ее от классической одежды античного мира, которую просто драпировали вокруг фигуры. Причина сходства в том, что оба комплекса сформировались как одежда всадника и окончательно сложились еще до середины I тысячелетия до н.э.
Крой аланского кафтана вполне соответствует крою этнографической черкески. Покрой верхней одежды не только сохранился в этнографическом платье, но стал господствующим в одежде народов Северного Кавказа. Среди археологических видов поясной аланской одежды выявляются прямые параллели с этнографическими аналогами. Прежде всего это штаны с широким шагом, исключительно удобные для верховой езды и широко распространенные в костюме северокавказских народов. Распространение наборных поясов относится к VII в. и связывается с тюрками.
Крой аланского женского платья полностью соответствует этнографическим женским рубахам, которые у некоторых народов Северного Кавказа являются достаточным видом одежды; в них позволительно находиться не только в доме, но и за его пределами. Покрой верхней женской одежды изменился в результате контактов со степняками-половцами. Единовременный отказ от веками сложившихся форм – кроя, конструкции, силуэта верхнего платья – нельзя объяснить только влиянием моды. Очевидно, здесь скрыты более сложные причины. Они могут быть связаны и с изменением положения женщины в обществе, и с переменой характера ее занятий, ибо народный костюм всегда отвечает потребностям повседневной жизни.
Местное население Предкавказья активно воспринимало кочевнические приемы декора одежды, положившие начало кавказскому золотному шитью. В то же время в современном этнографическом кавказском платье сохранились приемы убранства одежды металлическими нашивными украшениями, что следует связать, вероятно, с иранской традицией.
Глава 3. Костюмы и ткани кочевников Кавказского улуса Золотой Орды
В XIII–XIV вв. Северный Кавказ входил в состав Золотой Орды. Включенность Северного Кавказа в военно-административную систему улуса Джучи открывала широкие возможности для политических и культурных влияний доминирующей группы – монголов. Прямое монгольское влияние проявилось в военно-административной сфере, а именно в системе поясных наборов, прическе и вооружении. В более широкой культурно-бытовой сфере (производство керамики, тканей, предметов украшения) был неизбежен синтез традиций покоренных монголами народов, так как политико-культурная направленность Монгольской империи заключалась не столько в расширении пастбищных территорий, сколько в подчинении «территорий с иным хозяйственно-культурным типом»125.
3.1 Костюмные комплексы
В данном параграфе рассмотрены северокавказские костюмные комплексы второй половины XIII–XIV вв. Реконструированы костюмы золотоордынского населения, обнаруженные в погребальных памятниках Джухта и Новопавловский, а также кочевнические костюмы, найденные на сопредельной территории в могильнике Вербовый Лог, расположенном в междуречье Дона и Сала. Исследование проведено с привлечением широкого круга археологических аналогий, изобразительных и письменных источников.
3.2 Этнокультурные особенности одежды
Различные признаки костюмов кочевников позволяют обозначить узкую культурную традицию и соответственно классифицировать костюмы по этнокультурной принадлежности. Правый запах одежды, женский головной убор боктаг и отсутствие пояса в женском платье, различия в форме женской и мужской одежды – монгольская традиция. Левый запах или застежка «встык», стоячий воротник, наличие пояса в женском платье и головные уборы с коническим навершием, тождество кроя женской и мужской одежды – тюркские черты.
3.3 Имперское наследство в костюме кочевников улуса Джучи
Отраженные в костюме знаки и символы, которые маркировали статус индивида в имперской культуре, упорядочивали социальное пространство монгольского общества. Золотой пояс, шапки, украшенные системой перьев цапли, ритуальные топоры указывали на принадлежность их владельца к элитарной группе. Шелковые одежды при массовых раздачах очерчивали значительно более широкую группу, что следует рассматривать как интегрирующий фактор. Шелковые одеяния, независимо от этнической принадлежности их носителей, выступали как признак включенности в новую социальную среду.
3.4 Женские головные уборы Золотой Орды. Соотношение этнического и политического содержания
Политическая функция монгольского женского головного убора боктаг выражалась в том, что его носили те женщины, мужья которых были причастны к управлению Империей. Головные уборы с коническим навершием, выявленные в золотоордынских погребениях, продолжают тюркскую традицию, связанную с кыпчаками, половцами или другими центральноазиатскими племенами.
Параллельное существование в золотоордынской культуре боктаг и конических головных уборов свидетельствует о сохранении тюрками своих этнокультурных стереотипов поведения и о существовании автономных кочевых групп, чьи лидеры не были включены в жесткую иерархию новой власти и потому их жены не могли носить боктаг. Копирование и воспроизведение некоторых элементов декора на тюркских головных уборах свидетельствует о значимости боктаг как символа высокого статуса.
В имперском ландшафте форма кыпчакских головных уборов оставалась значимым символом для обозначения этнической и культурной самоидентификации.
3.5 Проблемы атрибуции шелковых тканей из золотоордынских погребальных памятников
Анализ шелковых тканей монгольского периода позволил установить критерии для определения художественной традиции дизайна и технологические параметры, характерные для китайских, центрально-азиатских и восточно-иранских ткацких центров. Хотя сами по себе технологические признаки в условиях контаминации текстильных традиций не указывают на центр изготовления ткани, но важны в совокупном анализе технологии ткачества, красителей и дизайна. Основными критериями определения художественной доминанты в дизайне тканей являются устойчивая иконографическая традиция, соблюдение стилистических норм, четкая символика образов, находящая подтверждение в определенной мифологической системе, детали орнамента, не несущие в художественном отношении основной нагрузки, но наделенные важным семантическим смыслом, который, как правило, известен носителю культурной традиции, а при заимствовании утрачивается, приводя к искажению или исчезновению самих деталей.
В результате опыта установления соответствия между археологическими находками текстиля и названиями тканей, известными по средневековым письменным источникам, удалось выявить шелковые ткани насидж, сендал и нак, обнаруженные в улусе Джучи, а также установить основные характеристики тканей букаран, балдакин, банбасин, кремози, камлот.
Государственный интерес к шелку в Монгольской империи был основан не только на его высокой стоимости и атрактивности, но также на его гигиенических свойствах. Шелковые ткани несовместимы с жизнедеятельностью платяных вшей, которые являются наиболее опасным возбудителем, вызывающим эпидемии сыпного тифа и других массовых заболеваний. Очевидно, этим свойством шелка объясняется его широкое использование не только в костюме, но и в дворцовых интерьерах, изготовлении постельных принадлежностей, предназначенных как для ханских покоев, так и для постоялых дворов на почтовых станциях.
Глава 4. Костюмы северокавказского населения в XIII–XVII вв.
Анализ материалов из могильников XIII-XVII вв. на обширной территории Северного Кавказа показывает единую линию развития костюма северокавказского населения по территориальному и хронологическому принципам. Единые формы нательной плечевой и поясной одежды, а также обуви имеют прямые аналогии в аланских памятниках раннего времени – VII–X вв. Сохраняется крой мужской плечевой одежды – кафтанов северокавказского типа. Общность северокавказского костюма прослеживается также в едином комплексе украшений, выявленных в памятниках Осетии, Кабардино-Балкарии, Адыгеи, Чечни и Ингушетии. Вместе с тем, прослеживается влияние со стороны имперского монгольского костюма на костюм северокавказской знати. Такие одежды северокавказского нобилитета выявлены в Белореченском могильнике и засвидетельствованы на изображениях одежды северокавказской аристократии на фресках Нузальского храма. Они имеют прямые соответствия в изобразительных памятниках иранского круга, а также в одежде других народов, которые находились в непосредственной сфере монгольского влияния. Иран, входящий в государство Ильханидов, и Кавказ как часть Золотой Орды находились в едином политико-культурном пространстве Империи, поэтому возникла такая общность костюмов. Основное население Северного Кавказа в период монгольского владычества сохраняло традиционные формы костюма. Это прослеживается по материалам Дзивгисского некрополя и могильника Байрым.
У местного населения сохранялась традиция выделки домашних тканей из шерстяного и кендырного сырья. Но анализ полотняных тканей из позднесредневековых склепов показывает резкое сокращение использования растительных волокон местным населением по сравнению с ранним периодом VII–X вв. С XV–XVI вв. начинается преобладание привозных хлопчатобумажных тканей. Среди импортных шелков доминирует продукция иранского производства. Персия использовала шелковые лицевые ткани с сюжетными изображениями в качестве средства распространения ислама на Северном Кавказе для установления своего господства в этом регионе. Вместе с тем, иранские ткани могли поступать сюда также из России, которая стремилась укрепить на Кавказе свои позиции. С другой стороны, импортные ткани свидетельствуют о доступе тех или иных территорий Северного Кавказа к торговым рынкам.
К XVI–XVII вв. уже сложились основные элементы северокавказского костюма – женские кафтанчики и платья распашного кроя с металлическими нагрудниками и поясами, а также мужские бешметы и черкески с газырницами. Между тем, в северокавказских костюмных комплексах прослеживаются локальные особенности. «Кур-харс» и массивные височные подвески являются своеобразными элементами ингушского костюма, нехарактерными для общего северокавказского комплекса. Это своеобразие начинает фиксироваться в период позднего средневековья.
Глава 5. Костюм как этнорегиональный символ культурно-исторического ландшафта Северного Кавказа
5.1 Сложение цветовых предпочтений в костюме народов Северного Кавказа
Возможность использовать для окрашивания тканей местные растения, была одинаковой у всех народов Северного Кавказа, и не влияла на формирование цветовых предпочтений. Но в костюме адыгских и тюркских народов Кавказа преобладает красный цвет. Вайнахи предпочитают пестрые и яркие ткани однотонным. Колористические предпочтения и понятия о цветовой гармонии у северокавказского населения формировались под влиянием окружающей среды и ее красок. Разнообразие северокавказских ландшафтов и пейзажей сформировали различное отношение к выбору цвета. Важную роль в складывании цветовых предпочтений играла цветовая символика. В этнографическом материале и археологических находках костюмов отчетливо прослеживается социальная символика красного цвета. Знаком социального статуса в этнографическом северокавказском костюме является белый цвет черкески, бурки, папахи, которые категорически запрещалось носить людям неблагородного происхождения.
5.2 Средневековый костюм народов Северного Кавказа как историко-культурный феномен
Костюм народов Северного Кавказа формировался в русле культурогенеза как одного из видов социальной и исторической динамики культуры. В средневековом костюме отразилась сущность культурогенеза как процесса постоянного самообновления культуры. Костюм достаточно полно вобрал в себя составляющие феномена складывания культуры – традиции и инновации, взаимодействующие на диахронном и синхронном уровнях.
На диахронном уровне передавались взаимодействующие между собой моноэтнические традиции.
На синхронном уровне культурогенеза происходит трансформация полиэтнических инноваций. В комплексе полиэтнического взаимодействия на Северном Кавказе в эпоху средневековья выделяются несколько основных компонентов: местный (автохтонные культуры, аланы), степной центрально-азиатский (авары, согдийцы, половцы, монголы), христианский (Византия, Грузия). Оказывали влияние эпизодические импульсы из Китая и Италии.
5.3 Сравнительный анализ костюмов народов Северного Кавказа и Среднеазиатско-Казахстанского региона
В результате сравнения комплексов женского и мужского костюмов народов, населяющих сопредельные регионы – Северный Кавказ, Среднюю Азию и Казахстан, установлено сходство в составе костюма, крое некоторых видов одежды, головных уборов и обуви. Сходство объясняется не только длительными культурными контактами сопредельных регионов, в результате которых проходили заимствования и обмен культурными ценностями, но и существованием в прошлом общих этнокультурных компонентов в культурогенезе народов, проживающих на Северном Кавказе и в Среднеазиатско-Казахстанском регионе. Наибольшее сходство прослеживается в тех элементах костюма, которые связаны с тюркским компонентом культуры.
Однако крой и пространственная форма верхней женской и мужской одежды, ее силуэт, цветовая гамма и декор в костюме народов Северного Кавказа и Среднеазиатско-Казахстанского региона принципиально отличаются. Но между контактирующими регионами не было резкой культурной границы. В связи с этим определена переходная зона культурного взаимодействия, в качестве которой был рассмотрен Дагестан. Выявлены характерные признаки переходной зоны культурно-исторического взаимодействия, определяющиеся в равной мере наличием северокавказских и среднеазиатских признаков в дагестанских костюмах.
На Северном Кавказе религиозные установки ислама не отразились в семантике национального костюма в той степени, как это произошло в соседнем регионе, где они сыграли значимую роль в изменении семантического значения женских головных накидок и складывании семантического содержания мужских поясов и чалмообразных головных уборов.
В заключении подведены итоги, соответствующие поставленным задачам. Археологические материалы по костюму рассмотрены как источник, позволивший реконструировать этносоциальные, политико-экономические и идеологические аспекты средневековой истории народов Северного Кавказа. Разработанный метод исследования костюма позволяет ответить на вопрос «почему?», а не только «как?» одевались люди той или иной культуры или эпохи. Такая методика исследования костюма значительно расширяет его возможности как историко-культурного источника, поскольку позволяет рассматривать костюм не только как явление материальной и духовной культуры, но и как социальный акт, устанавливающий многообразные связи в рамках той действительности, отражением которой он служит.
Работы, опубликованные автором по теме диссертации:
Монографии
1.Доде, З. В. Средневековый костюм народов Северного Кавказа : очерки истории / З. В. Доде. – М. : Восточная литература, 2001. – 136 с. – 8,7 п. л.
2.Доде, З. В. Одежды и шелка из могильника Вербовый Лог / З. В. Доде // Погребения знати золотоордынского времени в междуречье Дона и Сала : материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа / М. В. Власкин, А. И. Гармашов, З. В. Доде, С. А. Науменко. – М. : Памятники исторической мысли, 2006. – Вып. VI. – С. 77–217. – 6,1 п.л.
Cтатьи в ведущих рецензируемых научных журналах из перечня журналов, рекомендованных ВАК Минобразования России
3.Доде, З. В. Средневековый костюм народов Предкавказья в контексте нартского эпоса / З. В. Доде // Научная мысль Кавказа. – 1997. – № 1. – С. 49–57. – 1 п.л.
4.Доде, З. В. «Шелковый рай» на Северном Кавказе. Иранская лицевая ткань XVI века из коллекции Б.А. Куфтина / З. В. Доде // Археология, этнография и антропология Евразии. – 2005. – № 2. – С. 68–76. – 1 п.л.
5.Доде, З. В. Уникальный шелк с «драконами» из могильника Джухта (Северный Кавказ) / З. В. Доде // Российская археология. – 2005. – № 2. – С. 138–150. – 0,8 п.л.
6.Доде, З. В. Технические характеристики тканей из могильника Джухта-2 / З. В. Доде, И. А. Сергеева // Российская археология. – 2005. – № 2. – С. 149–150. – 0,15 п.л. (авт. 0,07).
7.Доде, З. В. Символы легитимации принадлежности к империи в костюме кочевников Золотой Орды / З. В. Доде // Восток. – 2005. – № 4. – С. 25–35. – 1 п.л.
8.Доде, З. В. Отражение социальных ценностей в костюмах средневекового населения Северного Кавказа / З. В. Доде // Этнографическое обозрение. – 2006. – №1. – С. 146–160. – 1 п.л.
Статьи и доклады
9.Доде, З. В. Восток и Запад в культуре алан VIII–IX вв. (По материалам могильника Подорванная Балка) / З. В. Доде // Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и в средние века : тезисы докладов V региональной научной конференции. – Ростов н/Д : Изд-во Рост. н/Д гос. пед. ин-та, 1990. – С. 7–8. – 0,1 п.л.
10.Доде, З. В. Аланский женский головной убор из могильника Подорванная Балка в Нижнем Архызе / З. В. Доде // Вопросы археологии и истории Карачаево-Черкесии : сборник научных трудов. – Черкесск : КЧНИИИФЭ, 1991. – С. 124–131. – 0,4 п.л.
11.Доде, З. В. К вопросу о культурных связях населения Нижнеархызского городища в VIII–IX вв. / З. В. Доде // XVII Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа : тезисы докладов. – Майкоп : Изд-во «Адыгея», 1992. – С. 72–73. – 0,1 п.л.
12.Доде, З. В. Средневековый костюм народов Центрального Предкавказья как источник по истории региона в VII–XIV вв. : автореф. дис. … канд. ист. наук / З. В. Доде. – М., 1993. – 24 с. – 1 п.л.
13.Доде, З. В. Костюмы персонажей Кяфарской гробницы / З. В. Доде // Аланская гробница XI века : сборник статей. – Ставрополь : АРС-дизайн, 1994. – С. 36–50. – 1 п.л.
14.Доде, З. В. Находки в могильнике Подорванная Балка как свидетельство функционирования Шелкового пути / З. В. Доде // Международное сотрудничество археологов на великих торговых и культурных путях древности и средневековья : сборник тезисов докладов. – Кисловодск : СУВШП ; КФГОКМ ; КНИФСУ, 1994. – С. 10–13. – 0,2 п.л.
15.Доде, З. В. Костюм алан VII–X вв. на рельефных сценах гробницы с реки Кривой / З. В. Доде // XVIII Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. – Кисловодск, 1994. – С. 52–53. – 0,1 п.л.
16.Доде, З. В. К вопросу о методике реконструкции археологического костюма (По материалам кавказских могильников VII–IX вв. н.э.) / З. В. Доде // Интеграция археологических и этнографических исследований : материалы III Всероссийского научного семинара, посвященного 110-летию со дня рождения С. И. Руденко. – Ч. 1. – Омск, 1995. – С. 49–53. – 0,5 п.л.
17.Доде, З. В. Об одном аспекте изучения тюркской проблематики в советской исторической науке / З. В. Доде // XIX Крупновские чтения. Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа (Москва, апрель 1996 г.) : тезисы докладов. – Москва, 1996. – С. 67–70. – 0,3 п.л.
18.Доде, З. В. Кавказский текстиль VI–IX вв. Утраченные традиции / З. В. Доде // Культурное и природное наследие в региональной политике : тезисы докладов научно-практической конференции (Ставрополь, 26–28 мая 1997 г.).– Ставрополь : Изд-во СГУ, 1997. – С. 50–51. – 0,1 п.л.
19.Доде, З. В. К вопросу о складывании цветовых предпочтений в костюме народов Северного Кавказа / З. В. Доде // Историко-археологический альманах. – Вып. 3. – Армавир, 1997. – С. 171–176. – 0,8 п.л.
20.Доде, З. В. Художественно-этнографические экспедиции 20 гг. ХХ в. по Северному Кавказу / З. В. Доде // Материалы конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Т.М. Минаевой (Ставрополь, 26–27 января 1996 г.). – Ставрополь : Изд-во СГУ, 1997. – С. 51–55. – 0,3 п.л.
21.Доде, З. В. Исследование кендырных тканей из могильников Северного Кавказа VI–IX вв. / З. В. Доде // ХХ Юбилейные Международные Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа : тезисы докладов – Ставрополь : Наследие, 1998. – С. 37–38. – 0,1 п.л.
22.Доде, З. В. Кавказский текстиль VI–IX вв. / З. В. Доде // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Археология. – Ставрополь : Наследие, 1998. – С. 238–249. – 1 п.л.
23.Доде, З. В. Традиционная культура народов Северного Кавказа в графических работах (20-е гг. ХХ века) / З. В. Доде // Интеллигенция Северного Кавказа в истории России : материалы Межрегиональной научной конференции (Ставрополь, 10–11 апреля 1998 г.). – Ч. 2. – Ставрополь : Изд-во СГУ, 1998. – С. 44–47. – 0,2 п.л.
24.Доде, З. В. Культурология : программа / Г. Г. Асриянц, З. В. Доде, А. А. Дуров, О. И. Миловидова. – Ставрополь : Изд-во СГУ, 1999. – 18 с. – 0,5 п.л. (авт. 0,25).
25.Доде, З. В. Традиции и быт народов Северного Кавказа в первой четверти XX века глазами творческой интеллигенции / З. В. Доде // Историко-археологический альманах. – Армавир, 1999. – № 5. – С. 117–127. – 1 п.л.
26.Доде, З. В. Кочевнический комплекс золотоордынского времени в курганном могильнике Джухта-2 / З. В. Доде // XXI Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа : тезисы докладов. – Кисловодск : ГУП «Наследие», 2000. – С. 40–42. – 0,2 п.л.
27.Доде, З. В. Об изучении историко-культурного наследия репрессированных народов Северного Кавказа в советский период / З. В. Доде // Историко-археологический альманах. – Армавир, 2000. – С. 90–96. – 1,1 п.л.
28.Доде, З. В. Феномен кавказского костюма в изучении курса культурологии / З. В. Доде // Труды Российского научно-практического центра по проблемам музейной педагогики. Образовательная деятельность художественного музея. – Вып. VI. – СПб., 2000. – С. 155–159. – 0,3 п.л.
29.Доде, З. В. Костюмы кочевников Золотой Орды из могильника Джухта-2 / З. В. Доде // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа : сборник статей. – Вып. II. Археология, антропология, палеоклиматология. – М. : Памятники исторической мысли, 2001. – С. 117–127. – 0,8 п.л.
30.Доде, З. В. История культуры : методическое пособие / З. В. Доде, А. А. Дуров. – Ставрополь : Изд-во СГУ, 2002. – С. 39. – 1,6 п.л. (авт. 0,8).
31.Доде, З. В. Информативность украшений из средневековых могильников Северного Кавказа. Два этюда / З. В. Доде // Ювелирное искусство и материальная культура : тезисы докладов (Санкт-Петербург, 10–14 октября 2000 г. и 9–14 апреля 2001 г.). – СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа, 2002. – С. 74–76. – 0,5 п.л.
32.Доде, З. В. Женская одежда из позднесредневековых осетинских склеповых могильников в коллекции Б.А. Куфтина / З. В. Доде // XXII Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа : тезисы докладов. – Ессентуки – Кисловодск, 2002. – С. 48–50. – 0,2 п.л.
33.Доде, З. В. Северокавказский средневековый костюм в контексте истории и культуры / З. Д. Доде // Мода и дизайн: исторический опыт – новые технологии : тезисы Международной научной конференции (Санкт-Петербург, 27–31 мая 2002 г.). – СПб. : РИЦ СПГУТД, 2002. – С. 23–25. – 0,3 п.л.
34.Доде, З. В. Костюм как предмет репрезентативного комплекса / З. Д. Доде // Материалы Первых Санкт-Петербургских этнографических чтений. – СПб., 2002. – С. 37–40. – 1 п.л.
35.Доде, З. В. Костюм как текст / З. В. Доде // Язык и текст в пространстве культуры : сборник статей. – Вып. 9. – СПб. : Рос. гос. пед. ун-т им. А. И. Герцена ; Ставрополь : Изд-во СГУ, 2003. – С. 27–35. – 1,1 п.л.
36.Доде, З. В. Репрезентация: дефиниция или метод? (Репрезентативный костюм или костюм как репрезентация историко-культурной реальности?) / З. В. Доде // Материалы Первой Всероссийской научной интернет-конференции «Новая локальная история» (Ставрополь, 23 мая 2003 г.). – Ставрополь : Изд-во СГУ, 2003. – С. 62–76. – 0,9 п.л.
37.Доде, З. В. Оппозиция мужское – женское в костюме алан как прагматика гендерных функций / З. В. Доде // Мода и дизайн: исторический опыт – новые технологии : тезисы и материалы 7-й Международной научной конференции (Санкт-Петербург, 30 июня – 3 июля 2004 г.). – СПб. : СПГУТД, 2004. – С. 27–31. – 0,3 п.л.
38.Доде, З. В. Ценностный аспект социального пространства костюма (По материалам средневековых северокавказских комплексов) / З. В. Доде // Textus. Избранное : сборник статей. – Вып. 11. – Ч. 2. – Ставрополь : Изд-во СГУ, 2005. – 0,9 п.л.
39.Доде, З. В. Китайские шелка в золотоордынских могильниках Северного Кавказа / З. В. Доде // Вопросы истории, историографии, экономики, языкознания и литературы : сборник статей. – М., 2005. – С. 65–72. – 0,6 п.л.
40.Доде, З. В. Костюм как репрезентация историко-культурной реальности: к вопросу о методе исследования / З. В. Доде // Структурно-семиотические исследования в археологии. – Донецк, 2005. – Т. 2. – С. 305–330. – 2,4 п.л.
41.Доде, З. В. Коллекция осетинской женской одежды Б.А. Куфтина / З. В. Доде // Вестник истории, литературы и искусства. – М., 2006. – Т. 2. – С. 418–430. – 1,5 п.л.
42.Доде, З. В. Шелковая Орда: определение китайской, иранской и центральноазиатской художественной традиции в декоре шелков монгольского времени из золотоордынских памятников улуса Джучи / З. В. Доде // XXIV Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа : тезисы докладов. – Нальчик, 2006. – С. 73–74. – 0,1 п.л.
43.Доде, З. В. Археологический костюм: проблемы реконструкции и интерпретации / З. В. Доде // Древние культуры Кавказского Причерноморья, их взаимодействие с культурами соседних регионов. Сохранение культурного наследия : материалы Первой Абхазской международной археологической конференции, посвященной памяти Ю. Н. Воронова. – Сухум, 2006. – С. 16–17. – 0,1 п.л.
44.Доде, З. В. Методика исследования красителей средневековых тканей из золотоордынских погребальных памятников Северного Кавказа и Нижнего Дона / З. В. Доде, И. А. Сергеева // XXIV Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа : тезисы докладов. – Нальчик, 2006. – С. 75–76. – 0,1 п.л. (авт. 0,05).
45.Доде, З. В. Технологические характеристики швов / З. В. Доде, М. А. Телешова // Погребения знати золотоордынского времени в междуречье Дона и Сала : материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа / М. В. Власкин, А. И. Гармашов, З. В. Доде, С. А. Науменко. – М. : Памятники исторической мысли, 2006. – Вып. VI. – С. 187–192. – 0,3 п.л. (авт. 0,15).
46.Доде, З. В. Исследование кожевой ткани и волос животных / З. В. Доде, И. А. Сергеева // Погребения знати золотоордынского времени в междуречье Дона и Сала : материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа / М. В. Власкин, А. И. Гармашов, З. В. Доде, С. А. Науменко. – М. : Памятники исторической мысли, 2006. – Вып. VI. – С. 193–200. – 0,3 п.л. (авт. 0,15).
47.Доде, З. В. Исследование красителей тканей / З. В. Доде, И. А. Сергеева // Погребения знати золотоордынского времени в междуречье Дона и Сала : материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа / М. В. Власкин, А. И. Гармашов, З. В. Доде, С. А. Науменко. – М. : Памятники исторической мысли, 2006. – Вып. VI. – С. 204–217. – 0,8 п.л. (авт. 0,4).
48.Daudet, Z. The outline of culture synthesis in the Northen Caucasus (6th – 9th Senturies A.D.). – Bulletin of the ancient orient museum. – Volume XIII. – 1992. – P. 1–9. – 0,25 п.л.
49.Dode, Z. The Juhta Silks: On the Cultural Attribution of Golden Horde Fabrics / Z. Dode // European Association of Archaeologissts. – 9th Annual Meeting 10th – 14th September, 2003. – St. Petersburg. – P. 53. – 0,05 п.л.
50.Dode, Z. Method of the reconstruction of the archaeological costume / Z. Dode // Eurupean Association of Archaeologists. Xth Annual Meeting. – Lyon, 2004. – P. 91. – 0,09 п.л.
51.Dode, Z. Silk Paradise in the Northern Caucasus, (Iranian figured fabric of the 16th century) / Z. Dode // 11th Annual Meeting European Association of Archaeologists. – Cork, 2005. – P. 97–98. – 0,05 п.л.
52.Dode, Z. Juhta Burial Chinese Fabrics of the Mongolian Period in 13th–14th Centuries in North Caucasus / Z. Dode // CIETA. – Bulletin 82, 2005. – Р. 75–93. – 1 п.л.
53.Dode, Z. Determination of Chinese, Iranian and Central Asian Artistic Tradition in the décor of silk of the Mongolian Period from the Golden Horde Legacy in Ulus Djuchi / Z. Dode // Silk Road and Mongol-Yuan Art. Paper collection of the international symposium. – Hangzhou, 2005. – P. 265–277. – 1,5 п.л.
54.Dode, Z. Определение китайской, иранской и центральноазиатской традиции в декоре шелков монгольского времени из золотоордынского улуса Джучи (На кит. яз.) / Z. Dode // Cultural Relics of the East. – 2006. – № 6 (19). – Р. 43–49. – 1 п.л.
55.Dode, Z. Byzantine parallels in the semantic space of the costume of peoples the medieval Caucasus / Z. Dode // Proceedings of the 21st International Congress of Byzantine Studies. London, 21–26 August 2006. – Volume II. – Abstracts of Panel Papers. – ASHGATE. – London, 2006. – P. 266–267. – 0,07 п.л.